Леший

Он шагнул было вниз, но остановился, обернулся и спросил про то, что ему светит в случае посадки на скамью подсудимых.

– На что я могу надеяться? – повторил он вопрос.

– Надеяться надо всегда. Послужи отечеству, а мы посмотрим. Выбора у тебя нет, до встречи, – ответил я. – И помни о записи с собственным голосом.

– Это нечестно…

– Зато справедливо… Скажи надзирателю, что еще легко отделался – хотели, дескать, штраф наложить на месте, за хулиганство…

Сутулясь, капитан опустился вниз и подошел к судну. Было понятно его настроение. Его с пристрастием допросили, после чего он почувствовал себя заново родившимся. Потом его вновь окунули с головой туда, откуда с трудом удалось только что выбраться. В конце концов, это были его проблемы. Я туда его не толкал – сам залез от жадности. Теперь он будет служить, как песик, на задних лапках.

«Наш Константин берет гитару и тихим голосом поет…» Капитан вошел на борт и сразу направился в рубку. Остальные по-прежнему стояли с поднятыми руками.

Я позвал за собой Иванова: на реке давно тарахтел двигатель нашей лодки. Грузин оттуда делал нам всяческие знаки.

Держа на мушке команду «Коршуна», я боком отступил к реке. Иванов и Грузин сидели на корме. Изо всех сил я оттолкнул лодку от берега и запрыгнул сам. Двигатель, урча, вытянул лодку задним ходом к середине реки.

– Не спеши! – крикнул я Грузину. – Посмотрим, как они себя поведут.

Теплоход, гребя под себя воду, задним ходом вышел в протоку, медленно развернулся и набрал ход. Настала наша очередь. Милицейский катер задрал нос и пошел мимо теплохода. Ни на корме, ни на носу никого не было. Ребята осознали и больше не будут. Возможно, часть из них осталась на берегу. С реки не видно, чем команда занималась в последние пять минут. При необходимости информацию можно будет получать теперь через капитана. Я был абсолютно уверен, что мореплаватель даже не подумает выкручиваться или вести двойную игру под названием: «И вашим и нашим». В природе бывали случаи, когда некоторые, из числа наиболее одаренных, вдруг утверждали: «Я – не я и лошадь не моя!» С такими субъектами поступают надлежащим образом: кирпич на шею и в воду. Морской закон суров, и жизнь немилосердна, она просто убийственна… Мы возвращались в Моряковку, едва не съеденные заживо местными комарами.

Посмотрим, какова будет реакция нашего «Коршуна». Если для пташки отменят рейс, значит, капитан проболтался.

Мы возвратились в поселок, словно месяц до этого безвылазно жили на лесозаготовках. Намокшая обувь чавкала. Настроения никакого. Президент приехал и уехал. Мост цел. Все замечательно, а настроения нет. А все оттого, что «Коршун» нас чуть не заклевал.

По прибытии в Моряковку Иванов заставил дежурную смену взять в гараже колесную пару – притащить с реки моторку и спрятать от посторонних глаз.

На крыльце, сидя на скамейке в тени козырька, нас поджидал Нелюбин. Он больше всех был в курсе милицейских дел.

– Слыхали? Лодка в мост врезалась, случайно, перед выступлением президента. И еще, говорят, в Иштане зеленые акцию провели. Против засорения природы выступают. Не велят, чтобы консервными банками разбрасывались. Вот невидаль. Без стрельбы не обошлось, и двоих даже ранило. Тяжело. До больницы не довезли, скончались. Вот дела! А главным у них там знаете кто? Леший! Вот телеграмма пришла по нашему ведомству. Сам губернатор требует оказать всяческое содействие местной милиции. Просит вести борьбу с проникновением в леса посторонних лиц… Ввиду пожароопасного периода. Считай, скоро опять ОМОН нагрянет – тайгу чесать. Действительно делать нечего кому-то. А этот козлик, сыночек банкирский, до сих пор на свободе гуляет. Недавно вернулся, говорят, из Швейцарии. Там ему агрегат перебрали – коту блудливому…

Фролыч бормотал. Мы молчали, сидя на ступеньках в мокрой обуви.

– Вас где весь день носило? – наконец спросил Фролыч. – На рыбалку, что ли, мотались, или, может, утопленника поймали где?

– Да нет. Сетки бросили, а найти не смогли. Видно, кто-то снял, – сказал опер.

– Сорвало, может, – предположил Фролыч.