Леший

– Пускали. След оборвался внутри. Не хочет, шельма, работать.

– Докуда она довела?! Показывай!

На минуту все стихло, и вдруг раздался тот же голос:

– Прочесать весь курятник! Сверху донизу!

И слабое возражение:

– Здесь нет лестницы. Нечем подняться.

– Несите снаряжение! Поднимайтесь снаружи. Где альпинисты?!

– Да мы все тут такие…

– Давайте!

Надо мной – потолок. Над потолком – остроконечный граненый купол. И над всем этим – маковка с крестом. Потолок в одном месте так и остался проломанным, несмотря на реставрацию. Впрочем, реставрировали церковь только для вида, снаружи.

Дыра в потолке темнеет заманчиво. Я там бывал подростком. Можно было бы и сейчас пролезть в нее, встав на подоконник. Однако меня могут заметить. Наверняка у них пост наблюдения выставлен, и по церкви издали шарят в бинокль чьи-то глаза. Да и в дальнейшем хода оттуда у меня не будет. Это место может оказаться последним пристанищем. Оттуда только головой вниз. Остается одно – уйти с колокольни.

Я опустился на два пролета и на повороте остановился. Из-за лестничного ограждения, набранного лишь наполовину, желтеет бревенчатая стена. Можно нагнуться, шагнуть в проем и выпрямиться. И тут становится ясным, что сруб здесь заканчивается. Стена выше человеческого роста, за ней по углам пришита наружная обшивка из досок – они идут вниз, образуя просторную щель. Щель внизу заканчивается горизонтальной доской с небольшой нишей в стене. И там я бывал. Не зря же меня всю жизнь потом сюда тянуло. Сквозь щели в досках с улицы сочился свет. Доски в некоторых местах ощетинились округлыми кончиками старинных кованых гвоздей: снаружи на обшивку прибита рисунчатая резьба. Все это мне известно до тонкостей, как известно и то, что со стороны лестницы виден всего лишь сруб. Обыкновенная неоштукатуренная стена.

Подскочив, я уцепился ладонями за верхнее бревно, уперся стопами в паз, подтянулся на руках и перемахнул ногой через пожелтелое дерево. Штанина тут же зацепилась за гвоздь обшивки. Одно меня радовало: концы у гвоздей тупые. Не должны они рвать кожу. К тому же, они расположились не по всей поверхности, а лишь местами.

Опустив ноги в проем между стеной и обшивкой, я снял куртку и, держа ее в руке, стал опускаться вниз. Гвозди впивались в спину, рубашка трещала, собственный вес тянул меня книзу. Наконец я достиг горизонтальной доски и вошел в нишу. Доска бы только выдержала, иначе падение станет неминуемым – прямо в руки дорогому ОМОНу.

Вскоре оперативные мероприятия в здании возобновились. Монотонно бубнил голос начальника. Но вот омоновцы вышли из церкви, и я услышал:

– Говорю, поднимайтесь по лестнице и осмотрите, – ворчал начальник.

Все стихло, и через минуту – хохот:

– Ну, как ты?! Крепко стукнулся?! Ступеньки же сгнили в пазах…

Потом что-то стукнуло надо мной о кровельное железо и покатилось по крыше. И сразу же раз за разом еще прогрохотало в других местах. Спецназ решил взбираться снаружи. Это гремели их кошки, брошенные за веревки снизу.

Надо мной, пыхтя и перебирая веревку, поднялся наверх один из них и пошел, гремя жестью. Остальные приближались с других сторон. И сразу же, почти что над самым ухом: