Света белого не видно

Настя иногда ходила на занятия по вокалу и не могла забрать младших сестричек из садика. Они с Катей заранее договаривались, кто идет за детьми по составленному накануне расписанию. Вообще Настя была большая умница. Она занималась хореографией и вокалом. Везде находила бесплатные кружки и записывалась на них. Энергии в ней было столько, сколько и у мамы – неиссякаемое количество. Она мечтала быстрее вырасти, чтобы помогать маме. Казалось, Настя одна понимала, как маме тяжело и помогала ей по хозяйству, она очень рано стала взрослой.

Соседка Маша тоже поддерживала Катю, иногда ходила за детьми в детский сад, иногда забирала их к себе, чтобы они поиграли с ее детьми. Она помогала Кате, как могла. Новый дом, который Катя приобрела, ей тоже очень нравился. Хотя странное дело, он стоял на углу улицы и все его называли, – «Ведьмин дом». Катя сама удивлялась, отчего этот дом так называют. Ходили слухи, что он несчастливый. Бывает, что дом построен на грязном месте, на котором кого-то убили или захоронили. А бывает, что дом грязный из-за того, что в нем жил какой-нибудь колдун. Всякие страшные истории ходили про этот дом из одного двора в другой. Но Катя смеялась и никому не верила.

Знакомые продолжали ей напоминать, что дом невезучий еще чаще, после того, как ее муж повесился в этом доме. Они считали, что это неслучайно. Они сообщили, что до него в этом доме вымерли полностью четыре семьи.

– Маша, а ты не знаешь, кто в этом доме жил до меня? – спрашивала Катя, дошивая очередную штору.

Они в каждую комнату, по мере поступления свободных денежных средств, покупали тюль для штор и шили портьеры. Оставалась еще одна комната с открытыми окнами. И дом был бы самым красивым в округе. Во всяком случае, – на окнах были бы самые красивые шторы.

– До тебя здесь жили очень хорошие люди, но как-то так получилось, что сын внезапно заболел и умер. Мама не выдержала и тоже скончалась прямо на похоронах, а вот муж в другом городе, будучи в командировке, в туалете скончался от инфаркта при странных обстоятельствах. Говорят, его кто-то там напугал.

– Странно, мне на рынке сказали, что дом проклят.

– Не обращай внимания, на рынке собирают сплетни со всего города. Мне тоже принесли «Благую весть», что муж мне изменяет, представляешь, письмо открытое подсунули прямо в Благовещенье и почерк мужа подделали, якобы он пишет письмо своей любовнице, как он сильно ее любит.

– Кошмар, вот люди! А ведь если бы на самом деле была эта любовница, поверь мне, она сама заявилась бы к тебе с дележом имущества, – засмеялась Катя. – А так они просто хотели тебя добить. Им же не нравится, что ты не умерла, как мужа посадили, а ходишь цветущей красавицей, да еще и на работу в Ставрополе устроилась. Им бы хотелось, чтобы ты здесь сидела возле мэрии с протянутой рукой и просила подаяние.

– Да, это правда, хорошо, что Ставрополь всего в пяти километрах от нашего города. Там работы побольше, чем у нас. Меня сразу в редакцию взяли, там же никто не знает, что у меня муж бывший мэр, да еще в тюрьме сидит. Ничего я выкручусь, подниму детей одна, не пропадем!

– Ой, и не говори, мне тоже еще немного осталось выплатить за этот дом, и я буду свободна от долгов. Хоть бы не было очередного кризиса, дали бы вздохнуть. Но власть непредсказуема, не знаешь чего ждать.

От властей действительно ждать было нечего, они же далеко в Москве и ничего не знают о своих бедных людях в провинции, устраивают открытые столы, телевизионные прямые эфиры, выезжают на места послушать дифирамбы и знают прекрасно, что никто не говорит им правду. Кому она нужна, – эта правда? Чиновники во все времена были слабы на руку. Они брали взятки, закрывали на все глаза. Перед выборами, – для показухи, – сажали в тюрьму мелкую сошку, а крупных держали под домашним арестом, празднуя у них же очередной новый год.

А народ верил и ждал, что будет, наконец-то, просвет когда-нибудь, в каком-нибудь красивом завтрашнем дне. И всегда надеялся на лучшее. Поэтому брал кредиты с точной уверенностью, что отдаст. А завтра для многих могло и не настать. Ты же не знаешь, что с тобой будет через минуту. Но почему-то уверен, – в завтрашнем дне. Предприниматели всегда надеялись на то, что завтра обязательно будет лучше, чем вчера. Если бы девизом их жизни было: «Завтра будет хуже чем всегда!», то они, конечно же, не попали в эту долговую яму, которая выворачивает сердце наизнанку так, что оно становится похожим на куриный пупок – сжатый, сморщенный и вывернутый наружу извилинами, напоминающими человеческий мозг.

Вот оказывается, где находятся все мысли, когда тебя накрывает безысходность от нахлынувших проблем. Мысли сидят в пупке и глубоко в сердце. Они царапают тебя изнутри, выковыривая проблемы наружу.

Катя переживала, что рынок затихает с каждым днем. А по телевизору нас уговаривают потерпеть, что по цифрам выходит жизнь налаживается, просто потребности у людей растут. Нужно протянуть ножки, делают паузу и добавляют, – «по одежке». Но в скором времени фраза– «по– одежке» тоже исчезнет насовсем и будет звучать более правдиво: – Нужно подождать и протянуть ножки! И человек понимает, что нужно протянуть ножки в направление кладбища. Ведь все там будем, чего бояться?!

– Да мы эти передачи вообще не смотрим, надоела эта брехня! – кричали коллеги по рынку. – Почему президент не может денег напечатать побольше, чтоб сдвинуть с мертвой точки засохшую экономику? А золото под эти деньги потом накопаем. На наш век хватит! И нефти у нас под ногами полные кулуары, только скважину бей! Под нее денег тоже можно напечатать. Если не хочет заводы и фабрики строить, пусть тогда деньги печатает. Ведь живет как-то Америка с выдуманным долларом, которого в природе не существует и ничего! – продолжает возмущаться народ. – А сколько уже потеряли от этих денежных реформ простые работяги, – наши родители. Доярки в два часа ночи просыпались на фермы ездили, без ног оставались, собирали деньги на черный день. А этот черный день эти деньги, честно заработанные, и сожрал, сразу же, когда миллионы в банках превратились в пепел. Да кто же знал, что с нами так поступят, – причитали безграмотные труженики полей и ферм, мы так хотели детям помочь. А в результате упали на их руки немощные, безденежные, да еще с крохотной пенсией. И плачем, прощения просим, за что?! За то, что дураками были и верили в светлое будущее в черный день. А сейчас видят, что их дети тоже в том же дерьме. Хоть бы какое-нибудь движение с мертвой точки проблемы столкнуло? Почему экономически себя не защищаем, а только вооружаемся и кричим, что у нас все хорошо, что мы – никого не боимся. А почему мы сильнее экономически стать не хотим, только страшнее хотим стать. Вот и сидим в тишине неизвестности и не знаем, чем завтра будем кормить детей, – танками, ракетами, атомными бомбами. Дожились, что война начинает радовать больше, чем мирная жизнь. А они войной прикрывают свои растраты. Ведь всем известно, что война все спишет. Вот и разжигают войны то в одном месте, то в другом. Чтобы все люди были равны. То есть, чтобы все были нищими, пока они деньги между собой делят.

– Правильно, я тоже хочу, чтобы все люди были богатыми, – соглашалась Катя. – Пусть нас Бог проверит в богатстве и посмотрит тогда, кто Храмы будет строить, а кто разрушать.

– Ты слышала, что у Машкиной матери магазин отобрали? – спросила Лера, забегая в магазин.

– Слышала, – грустно сказала Катя. – Придрались, что не в том месте построила. А когда деньги за участок брали и разрешение на строительство давали, не видели, что магазин будет стоять в неположенном месте.

– Бандиты, что там говорить? – усмехнулась Лера. – А что это народ митинг на рынке устроил? Вилы точит, как зубы, – засмеялась Лера. – Ты кстати не забыла, что мы к тебе идем сегодня на чай, – напомнила она.