Очень приятно, Ниагара. Том 1

22
18
20
22
24
26
28
30

– Чего орать-то, сокол? По-хорошему не умеешь? Давай хоть в комнату пройдем, ты ж не собака, чай, бездомная, – насколько могла спокойно и уверенно произнесла я, – давай, дорогой, приголублю тебя, брутального.

Войдя в комнату под конвоем хозяина, я отметила приглашающее разверстый диван, напротив ложа комод с большим телевизором, трюмо в противоположном углу, деревянный детский стульчик и семейное фото на стене возле окна. Со снимка на меня смотрел сам конвоир, молодая особа бледной, если не сказать непривлекательной, внешности и чудный ребенок лет четырех.

– Как зовут-то тебя, гигант секса? Конечно, съеденный борщ – не повод знакомиться, но раз уж обед плавно переходит в интим…

– Какая разница, называй Павлом, давай уже быстрее, без предисловий, перерыв заканчивается – скороговоркой ответил парень, расстегивая брюки и скидывая рубашку.

– Конечно, Павлуша, вот сюда на стульчик одежонку сложу.

Через две секунды я стояла с угрожающе занесенным стульчиком рядом с трюмо и орала распаленному милиционеру:

– Если ты, падаль, сделаешь хоть шаг в мою сторону, я разобью это зеркало, следующим будет телевизор. Ты, кобель, будешь долго объяснять жене и ребенку, какой ураган гулял по вашей квартире. А потом, мразь, тебе придется меня убить, потому что скандал на уровне вашего сельпо я тебе обеспечу! Ментом тебе больше не быть. И, учитывая мои связи, – мужиком тоже.

Сквозь мои истерические крики отчетливо слышался звук ударов во входную дверь. Пользуясь оторопью врага от перемены ролей и градуса ситуации, размахивая стульчиком, я продвигалась к вожделенной двери на свободу. Отодвинула щеколду, бросила орудие защиты и с силой толкнула входную дверь, опрокинув человека, прильнувшего к двери со стороны улицы. Не оглядываясь, выбежала за калитку и помчалась по улице в неизвестном направлении.

И тут силы меня покинули, вся накопившаяся усталость, боль, страх, обида по-детски выплескивались водопадом слез под заунывный скулеж. Моя сумка и верхняя одежда остались в сенях ненавистного дома. На суковатом бревне возле деревянного щелистого забора в покинутой Богом деревне, дрожащая от холода и пережитого стресса я рыдала в голос на безлюдной грязной улице под низким серым небом.

Тут из-за угла показался Рома с моей сумкой и одеждой под мышкой. Он озирался и часто дышал, увидел меня, и лицо приобрело выражение озабоченности и сочувствия. Ну, нет! Размазывая слезы, я встала в позу бойца и стала выплевывать в его сторону гневные и оскорбительные слова.

– Не приближайся ко мне, ублюдок! Предатель! Уйди, я не хочу тебя видеть! Изыди, отродье сатаны! Дьявол в обличье ангела! Как можно было тебе верить! Мерзавец! Ты хуже своего гадкого друга, даже не прячущего гнилое нутро! Поели борщика, идиоты? Он, как хозяин хаты, первым должен был отведать моего тела, а ты потом – паровозом, да? Гнида! Придурок!

Роман под нескончаемую филиппику моего отчаяния спокойно и тихо приближался. Я уже готова была отвесить ему пару пощечин, но он схватил меня за руки, обнял и торопливо зашептал на ухо:

– Ниги, дорогая, бедная моя девочка, все хорошо, успокойся. Досталось тебе. Мы все поправим, ведь ничего страшного не произошло, слава Богу. Я – ишак, даже представить не мог, что у Павла на уме. Я ведь его почти не знаю. Он сам предложил пообедать. Козел безрогий! Мне теперь влетит, наверное, на работе, но я ему от души врезал. Голому, когда увидел и понял. Солнышко, не хмурься. Ты такая сильная, храбрая. Все преодолимо. Я рядом, я помогу. Давай курточку оденем, дрожишь вся. Не плачь, вот так, слезки вытрем, улыбку нарисуем.

– Я не верю тебе, вы все подстроили, – еле слышно шептала я, послушно одеваясь и подставляя лицо под носовой платок.

Роман нахмурился, но продолжил мягко и настойчиво:

– Понимаю. Я бы тоже не поверил. Давай уйдем отсюда, милая, позволь я доведу тебя до гостиницы. Там тепло и не страшно. Ты умоешься, поспишь, чаю горячего выпьешь, больше никаких приключений, честное слово.

Густым туманом покрыты мои воспоминания обо всем, что происходило до следующего утра. Открыв глаза на рассвете следующего дня, я невероятно долго восстанавливала картину реальности. Все, всплывающее в моем воображении в виде образов недавнего прошлого, больше походило на осколки сновидений.

Не меньшее удивление вызывала открывшаяся взору реальность. Окно, полка с пожелтевшими журналами, рассохшийся шкаф, потертый линолеумный пол, небольшой деревянный стол с осколком зеркала, допотопный дисковый телефон, железная кровать с комковатым матрасом, на которой я лежу, древний стул под окном, на спинке которого поверх ладоней дремлет голова Романа. Комната отдыха вахтеров? Кто нас сюда пустил? И почему Роман не ушел? Остался сторожить мой покой?

Стараясь не скрипеть, я вылезла из-под одеяла, обнаружила на себе трусы и длинную майку из собственной сумки, подкралась к мутной зеркальной поверхности, заглянула в нее. Очевидно, что вечером мне довелось умыться.

– Ниги, доброе утро! – тихо прозвучал голос сзади.