Наемница

Дети со всего мира мечтали попасть сюда, и если обнаруживали в себе хотя бы каплю магических способностей, начинали усердно готовиться к Церемонии Отбора. В чем заключалась основная изюминка отбора – никто не знал. Но все единодушно считали, что главное – это понравиться Ариадне. Поэтому все дети восьми-двенадцати лет, утром, в первый день мээла, наряженные с иголочки и сверкающие, как начищенные медные чайники, выстраивались в длинный ряд перед воротами замка.

Когда же магические створки роняли свои цветочные цепи, изящными змеями уползавшие в стороны, и распахивались, из них выходили Ариадна с Аэлиной. В празднично-белых простых платьях и длинных плащах, они бегло просматривали сотни детей, изредка касаясь некоторых избранных.

Выбранные ими дети входили внутрь, остальные же уходили, питая в душе надежду попробовать на следующий год.

Избранники же жили и обучались во дворце, и выходили наружу лишь годы спустя, когда становились настоящими магами и волшебницами, владеющими своими силами.

… так было две тысячи лет назад. Анаре Хаэл собирал под своими сводами тысячи людей, и не было ничего прекрасней него. Теперь же только эльфы помнили величие дворца и его обитателей. Истина обратилась в слух, слухи в легенду, легенда в миф… сейчас уже никто не рвался повидать Анаре Хаэл. Никто не горел желанием увидеть его рухнувшие своды и увядшие сады. Высившиеся там и тут мрачные глыбы потемневшего и замшелого мрамора нагоняли страх, и ни один путник не отважился бы провести ночь в их тени. Анаре Хаэл стал замком-призраком, замком-изгоем. Пролегавшая рядом с ним широкая мощеная дорога заросла сорняками, выбившими с места часть камней. Разруха и запустение царили вокруг. Редкий смельчак, который отваживался взглянуть на развалины замка, спешил прочь, едва в темно-багровом закате проступали злобно скалящиеся обломки висячих галерей и мостов.

Однако девушку, спокойно вступившую под разрушенные своды замка, не пугал его внешний вид. Она не вздрагивала от шорохов, не всматривалась в клубившиеся в углах тени, не держала наготове оружие, а медленно и целеустремленно поднималась по высоким ступеням крыльца.

Девушка звалась Лэа ун Лайт. И в ней не было страха. Предыдущую ночь она провела недалеко от замка, медитируя и изгоняя из разума посторонние мысли, настраивая каждую клеточку тела ки-ар, давая живительной и непобедимой силе разлиться по ней и охладить пылающие мысли. Настроенное ки-ар тело было нарочито медлительным, а движения плавными, но нараставшая в нем скрытая мощь проступала все ощутимее.

Небо прорезала первая молния, когда Лэа поставила ногу на последнюю ступеньку парадного крыльца и обернулась, окинув взглядом разрушенный внутренний двор и огромные поля, окружившие замок, на которых ранее росли ослепительно белые розы.

Очень многое ей пришлось оставить позади, чтобы добраться сюда. От многого пришлось отказаться, заплатив такую цену, что и не снилась самым богатым монархам. Она отдала все, что у нее было, за то единственное, к чему так стремилась.

Лэа опять осталась одна. Но сейчас одиночество ее не пугало. Потому что тот, кто обрек ее на него, будет наказан. И произойдет это так скоро, что ей трудно сделать следующий шаг, чтобы ее месть, подернутая зыбкой дымкой неуловимости, вдруг стала ощутимой и реальной, превратившись из погони за тенью, во встречу двух ненавидящих друг друга врагов.

Лэа отвернулась и шагнула вперед, распахнув парадные двери замка и подняв столб пыли.

Все внутри дышало мрачной запущенностью. На полу лежал толстый слой пыли, покрывший даже мертвых насекомых. Пыль была и на огромной, чудом уцелевшей хрустальной люстре, повисшей на одной цепи под потолком. Ее тусклый отблеск доносил отголоски шумевших здесь давным-давно балов.

Глухая и вязкая тишина с неохотой впускала в свои владения гулкие шаги Лэа, медленно уползая в углы и сворачиваясь там вместе с подступающей темнотой.

Лэа ощущала даже через ткань, в которую была завернута табличка, как она нагрелась и начала вибрировать. Вместе с этим раздался раскатистый отзвук грома, и ослепительно вспыхнула серия молний. Лэа отбросила в сторону ткань, положив табличку на руку. Контуры рисунка, выбитого на ней, озарило золотистое свечение.

Она медленно поднималась по парадной лестнице, поднимая веками лежавшую пыль. Огромная мраморная лестница постепенно сужалась наверху. Рваные остатки ковровой дорожки рассыпались под ногами. Шагнув на последнюю ступеньку, Лэа опустила руку с табличкой и подняла голову, чтобы прочитать выбитую над дверью надпись: «Из бездны – к свету». Лэа представила, как сотни начинающих магов ломали голову над этой фразой, толкуя ее на разные лады и споря между собой до хрипоты.

Она толкнула тяжелые створки дверей, ведущих в тронный зал. Раздался протяжный тяжелый скрип, и двери медленно поползли в стороны, поднимая столбы пыли.

Лэа шагнула внутрь, оглядываясь по сторонам. Табличка рвалась из ее рук, как безумная, и Лэа ее выпустила. Она рванулась вверх, под самый потолок, на котором раскинулась потрясающей красоты фреска, изображавшая хитросплетение разноцветных магических потоков. Лэа подозревала, что это своего рода карта, и если приглядеться, можно было различить очертания материков Элатеи.

Табличка взмыла прямо вверх, направляясь к известному ей одной месту. Лэа успела разглядеть маленькое темное пятно, прежде чем она заняла свое место.

Фреска была восстановлена. Бушевавший за окном гром стих. Стало так тихо, что Лэа слышала биение собственного сердца. Время словно замедлилось, сердце разжалось, медленно разогнав по артериям кровь, затем сжалось, и Лэа услышала тоненький, мелькавший где-то на грани сознания свист, частота которого быстро нарастала. От этого свиста вот-вот готова была лопнуть голова.

Лэа осторожно подошла к оконному проему, стараясь не пораниться о витражные осколки, и выглянула наружу.