- Всякий, кто посмеет поднять руку на немца,- расстреливается на месте!
Стоявшие против Матвеева автоматчики приготовились.
В груди Митрофанова бушевала буря. Ведь выступить ранее срока, несогласованно с другими - это значит сорвать всю операцию, загубить все дело, вызвать кровопролитную расправу, в которой сотни людей будут беспощадно растерзаны. Но и молчаливо смотреть на казнь товарища, пожертвовавшего собой во имя общего дела, было нечеловеческой пыткой. «Дорогой Матвеев, друг… Сашка… Прости…» Слезы ползли из глаз Митрофанова неудержимо, застилая глаза, мешая видеть.
Все заключенные были точно наэлектризованы. Не сговариваясь, они приготовились броситься на мучителей, выступить на защиту товарища. Одно движение - и вся масса людей ринулась бы на охранников. Но сильный голос Митрофанова приковал всех к месту:
- Ни шагу! Стоять!..
- Товарищи! Спокойствие! - крикнул, в свою очередь, Матвеев. - Сохраните выдержку! Прощайте! Да здравствует свобода! Передайте…
Автоматные очереди оборвали его голос. Он, словно подрезанный, опустился на палубу. Эсэсовцы подняли его тело и бросили за борт.
Плеск воды полоснул по сердцам замерших заключенных.
- Теперь снова за работу! - прокричал переводчик.
- За работу! По местам! - скомандовал дрожащим, но отчетливым голосом Митрофанов. Слезы продолжали ползти по его щекам. - Спиридонов! Займи место Матвеева!..
Люди рассыпались по своим местам. Каждый понимал, почему сейчас так нужна выдержка, почему Митрофанов удержал их на месте. Да, иного выхода не было. Но пусть трепещут палачи!..
НА ГРАНИ РАЗОБЛАЧЕНИЯ
Хенке приказал Борщенко и Хефтлигеру ожидать в вестибюле, а сам прошел в кабинет Реттгера. Нервы Борщенко были напряжены. Каждую минуту он ждал появления Шакуна и лихорадочно строил всякие варианты своих действий.
Мятущиеся мысли Борщенко перебросились на Рынина. Если опасность, в лице Шакуна, еще только подкрадывалась к Борщенко и сам он имел возможность встретить ее во всеоружии, с автоматом в руках, то положение Рынина было намного хуже. С неотступным угрюмым Кребсом, безоружный и беспомощный, он не имел путей к спасению. Рынина увезли сюда. Он должен быть где-то здесь. Здесь должен остаться и Борщенко. Он обязан быть около. Если бы удалось еще передать Рынину пистолет…
По большим настенным часам, висевшим в простенке, Борщенко видел, что до начала восстания осталось менее двух часов. Но сколько же времени придется еще сидеть здесь, в ожидании неизвестности?..
Наконец Борщенко и Хефтлигера впустили к полковнику.
Оба вошли в кабинет с автоматами на груди и, прошагав в ногу, остановились перед столом, вытянув руки по швам.
Реттгер сидел неспокойно; толстым карандашом необыкновенной длины он нервно постукивал по золотому рыцарю. Рынин сидел в кресле; Хенке, как обычно, почтительно стоял. У двери дежурил мрачный Кребс с автоматом на груди.
Реттгер резко говорил;
- Вы, доктор .Рынин, так и не объяснили мне, почему после дополнительных работ по вашим указаниям перестал действовать подъемник. Что случилось с выходным щитом? Почему его так заело, что сегодня невозможно было поднять, чтобы вывести из грота подлодку?.. Вы вместо объяснения напустили туман! Я не такой дурак, как вам кажется, доктор Рынин!
ebooksa