Борщенко проследил, как Силантьев и Хенке прошли мимо часового и скрылись за дверью проходной.
Минуты ожидания тянулись медленно. Реттгер сидел мрачный, беспокойно ворочаясь, опасаясь, что произойдет что-либо непредвиденное и он в последнюю минуту получит в спину автоматную очередь.
Но вот дверь открылась и из проходной вышли трое: Хенке, Силантьев и Пархомов. Фуражка Пархомова была лихо сдвинута на затылок, на поясе висели гранаты, в руках был автомат.
- Выходите, полковник! - приказал Борщенко.
В машине остался только шофер, который сразу же развернул ее для обратного пути.
- А вы не пристрелите меня здесь на прощанье? - спросил Реттгер, ежась под жестким взглядом Борщенко. - Или, может быть, вздумаете увезти меня обратно?
- Зачем спрашиваете, полковник? - резко обрезал Борщенко. - Вы же хорошо знаете коммунистов. Сколько их замучили? И разве коммунисты продавали вам свою честь? Или слово у них расходилось с делом? Нет, полковник, успокойтесь… Нам чужды ваши грязные приемы коварства!
Реттгер побагровел от ярости, но не сказал более ни слова.
Подошел Хенке со спутниками.
Борщенко ухватил руку улыбающегося Пархомова и крепко стиснул.
- Садись скорее в машину. Разговор - потом. Мне надо еще выполнить некоторые свои обязанности.
Пархомов послушно влез в машину, а Борщенко повернулся к Реттгеру.- Вы свободны, полковник!
- А ты еще постой здесь! - приказал Реттгер Хенке. - Пока я отойду подальше.
И он зашагал по перешейку, беспокойно оглядываясь и все ускоряя шаги.
- Можете идти, Хенке! - предложил Борщенко.
Пораженный Хенке, ничего не понимая, спросил:
- А разве ты, Бугров, Не с нами? И как ты…
Борщенко, не отвечая, повернулся к машине, открыл дверцу и сел рядом с Пархомовым. С другой стороны сразу же сел Силантьев.
- Поехали, Саулич!.. Быстрее…
Машина рванулась и, завернув за скалу, быстро помчалась прочь.