Отпуск на прогулочном катере

22
18
20
22
24
26
28
30

–Можно,  – ответила Милана,  – но не факт, что ваше "хочу" попадет по назначению.

-Так и не факт, что у моего «хочу» вообще есть назначение – выкрутился Семен.

-Осадок нехороший может остаться, – предупредила Милана.

-Ок,  я поразмышляю над этим, – пообещал парень.

Милана положила на стол маленькие листочки и несколько ручек,  болтавшихся у них с Верой в сумках ввиду специфики деятельности. Народ оживился, фантазируя на тему,  что можно хотеть. Кто-то сосредоточенно выводил свое  желание,  кто-то писал, хихикая при этом. Поэт и вовсе загрузился,  похоже,  он свое "хочу" пытался выразить высоким слогом мини – поэмы, но Муза его не поддержала и безвозвратно покинула.  Во всяком случае, в ближайшие два часа.

Наконец,  все листочки с надписями, скрученные в трубочки, легли на стол. Милана собрала пожелания трудящихся и закинула в заранее приготовленный пузатый бочонок.

-А теперь внимание, – перемешивая в бочонке записки, произнесла Милана, – тот, кто откажется исполнять желание в выбранном фанте,  получает штраф в виде поцелуев трех человек сидящих слева по очереди.

Все машинально повернули головы налево, предполагая перспективы штрафов. На лицах отразилось безрадостное выражение. Целовать особо было некого,  тем паче, подряд.

-Ну – с,  с кого начнем? – Продолжая болтать бочонок,  спросила Милана.

Все замерли. Никто не решался начинать первым, словно в фантах написано что – нибудь криминальное. Выручила коллега,  сидящая рядом с ведущей.

-Давай, я буду первой, – махнув рукой,  предложила Вера.

Милана завязала учительнице глаза шелковым шарфом,  поставила бочонок на стол и подвела руку к содержимому. Вера пошарила по запискам и вытащила. Затем сняла с глаз повязку и прочитала вслух: "Хочу, чтобы Вы сели на воздушный шарик,  который должен надуть Игорь Михалыч". Глаза округлились сразу у двух участников чьего-то хотенья:

-А почему я должен дуть? – Возмутился поэт.

-Вы отказываетесь? – Спросила Милана.

Игорь Михалыч глянул влево,  там сидели Семен,  Наталья и Петр.

-Нет, – поспешно согласился поэт, – мне не сложно.

Вера обреченно стала ждать надутый шарик. Оказывается,  шарики лежали в шкафу вместе с шашками и шахматами.  "Надо же, какой глазастый представитель,  написавший сие пожелание", – размышляла Вера Викторовна. Первый шарик громко лопнул в руках поэта, от неожиданности тот подскочил и хлопнул в ладоши. Женская половина последовала его примеру,  тоже подскочив с мест и ойкнув, во весь голос.

Получилось неплохо: дружно и громко.

Дед Евген,  стоящий в рубке за штурвалом, мгновенно среагировал,  повернувшись на крик,  затем плюнул под ноги и снова уставился на водный путь. С третьей попытки, шарик все-таки,  уцелел. Вера взяла воздушное творение в руки,  подошла к скамейке и привязала посередине сиденья. Затем зажмурилась и присела. Шарик покладисто деформировал. Вера покачнулась и свалилась с лавки, оттолкнув локтем стул.  Публика затаила дыхание. Вера вновь водрузилась на шарик, уже смелее,  но как на грех,  он опять выдержал осторожное приседание.  Из-за стола начали поступать советы,  как садиться на воздушный шарик. Веру взяла злость:  то ли на себя, то ли на советчика,  то ли на упрямый шарик и она с маху опустилась на скамью. Под ней звонко хлопнуло,  в ушах зазвенело, учительница  выдохнула. Поднявшись со скамьи, Вера Викторовна  победоносно проковыляла к своему месту с видом: "Ну, теперь держитесь все!".

Следующим по кругу  сидел Дмитрий Данилович.  Ему тоже завязали глаза.  Он вытянул свой фант и, развязав повязку, громко прочитал: "Узнай меня". И тут же добавил от себя: "Как?" Оказалось,  узнавать придется снова с завязанными глазами,  ощупывая части тела. Музыкант приободрился,  явно надеясь,  что ощупывать придется женщину,  желательно помоложе.