Любовник Большой Медведицы

22
18
20
22
24
26
28
30

— Столько, сколько я сам за него отдал. Я не торгую.

— Сколько?

— Десять.

— Даю пятнадцать! — и протянул ему пятнадцать рублей.

Но Гусятник пятирублевку мне вернул.

— Я сказал, не хочу на тебе зарабатывать! Когда б у тебя денег не было, даром бы тебе отдал!

Стал прощаться я с Есей. В сенях говорю ему:

— Ты не думай, что это я на Альфреда.

— Я про него вообще и не вспоминал.

— Это для того, чтоб в Советах гадам не попасться. Хамы любят засады на нас делать, можно и нарваться часом.

— Так, так, знаю, — сказал на это Гусятник, отмыкая мне двери во двор.

— Доброй ночи! — желаю ему. — А вишневка отличная!

— Счастливо! Это жена делала. Брил-лиан-то-вы-е руки!

Пошел я темным заулком. В голове шумело от вишневки. Задержался немного. Посмотрел на небо, нашел Большую Медведицу. Вынул из кармана наган, зарядил. Было приятно держать в ладони выгнутую, шероховатую рукоять револьвера. Зажмурив левый глаз, прицелился в звезды. И рассмеялся. Подумалось мне, что теперь есть у меня два наилучших друга: Большая Медведица с семью звездами, не раз помогавшими мне найти правильную дорогу, и наган с семью патронами, способный в нужде защитить меня.

В ДОПРе слышал от уголовников: семь — счастливое воровское число. Может, потому так посчитали, что семерка видом напоминает отмычку?

6

Третью неделю живу у Мужанского. Не хочу возвращаться к Трофидам. У них сейчас угрюмо, все понурые. Юзеф совсем не ходит за границу, за мать боится. Она после смерти Гели оцепенела как-то, перестала говорить. Да и не нужен я им в доме, к чему хлопоты лишние? Я Юзефу сказал. Он согласился — ведь правда же.

А я себя никогда так хорошо не чувствовал, как теперь, поселившись у Мужанского. Старый часовщик полсвета объехал. Видел много интересного в чужих краях и вечерами за самоваром рассказывал нам истории, великое множество. Каждый день поутру шли мы с Юлеком и Петруком купаться на Ислочь, а после завтрака шли по окрестным лесам. Собирали грибы и ягоды, а потом ложились на мягкий мох и долго лежали неподвижно, глядя в далекую, глубокую синь неба на торопливые, легкие, веселые облачка.

Петрук всегда брал с собой книжку и часами читал нам. Мы слушали. Иногда я засыпал, а потом расспрашивал Петрука, что случилось после того места, на котором заснул.

— Спать не нужно! — отчитывает сурово Петрук, но дает себя уговорить и пересказывает проспанное, соединяя нить действий.