— Нет… Тур гулял… здоров… гулял! — объяснил он мне, улыбаясь. Я и сам с горькой досадой почувствовал, что «промазал». Проклятый мешок! Глупая непредусмотрительность! Я старался утешить себя тем, что все равно мясо тура мы не смогли бы унести с гор. Слабое утешение! Большерогий зверь остался на всю жизнь в моих глазах, как укор охотничьей совести и как вечное напоминание всегда быть расчетливо-спокойным…
Керим повел меня на высокую вышку, покрытую снегом. Я для успокоения сел покурить. Керим, смотревший из-под ладони вдаль, убийственно равнодушно позвал меня:
— Айда… Галяди, — тур!
Его спокойный голос обдал меня кипятком. Я вскочил, надеясь исправить непоправимый выстрел. И сразу же увидел в долине тура. Красивым, стройным изваяньем застыл он на зеленом бугорке долины.
— Пойдем, Керим!
— Нельзя! Нет дорога!..
Тура отделял от нас почти километр. Обрыв — крутой и глубокий, — защищал его от наших покушений. Обхода не было. Тогда Керим, заложив в рот два пальца, пронзительно свистнул. Стадо туров, — их было не меньше тридцати, — выскочило из травы, застыло на момент, потом довольно стройно пошло вниз за вожаком. В это время Керим показал рукой в другую сторону;
— Галяди!..
Там, по плитам и россыпями уходило в горную расщелину еще большее стадо. А совсем далеко я увидел еще трех туров, убегавших в горное ущелье. Картина была на редкость занимательная. Даже не верилось, что в XX веке можно видеть на воле одновременно три табуна диких животных…
Теперь мы повернули резко в сторону Дагестана, подходя к вершинам главного хребта. Итти было временами не только трудно, но и опасно. На крутых подъемах приходилось карабкаться ползком, в одном месте переход был так узок и так обрывист с обеих сторон, что я не сразу решился пойти за Керимом, легкой рысцой перебежавшим его. Керим снова вернулся ко мне и опять бегом побежал вперед, объясняя, что нужно только не бояться, да итти побыстрее.
— Айда!.. Как Тыфлис улица ходи!..
Я, наконец, решился и очертя голову преодолел переход. Ноги увязали в россыпи, сползавшей вниз. Мы подошли к огромной горной расщелине, окруженной с двух сторон зубцами скалистых гребней, покрытых широкой полосой вечного снега.
— Соя!.. Галяди… Галяди якши…
Мы тихо пошли по горе, осматривая камни. На одной из вершин, совершенно лишенной растительности, нашли перья индейки… Соя была здесь, где-то близко!..
Я напряженно ждал теперь птицу. Опасаясь промаха, ежесекундно останавливался, чтобы поправить мешок и отдохнуть. Спугнули белесого беркута-стервятника. Наконец, из камней метрах в трехстах от нас вылетела индейка. За ней другая и третья. Все три птицы при взлете засвистели и перелетели на противоположный гребень гор. Оттуда снова донесся их прозрачный, тонкий свист.
Я заметил место и решил итти вдогонку. Мы спрятали в камни ношу — и пошли в долину. Целый час пробирались по камням, пока поднялись на противоположный берег долины. Стали подходить осторожно к месту сидки индеек. Я уже начал готовиться к выстрелу, держа пальцем предохранитель. Но опять, подпустив нас на такое же расстояние, они, свистнув, пролетели высоко над нами. Я видел ясно черные поперечные линии зоба и груди, темно-голубые полосы вдоль боков, но шли птицы безнадежно высоко. По оперению я узнал, что все индейки были самцами. Я опять решил итти к ним: они спустились на прежнее место. Но Керим распорядился иначе: он велел мне лечь на то место, откуда они слетели, а сам пошел в обход, чтобы погнать их на меня. Я понял его, и с удовольствием принял план, напомнивший мне степные охоты на дрофу.
С полчаса я отдыхал, среди камней, сделав себе прекрасное прикрытие. За мной лежала, уходя вверх, снежная полоса горных громад. Был ранний вечер, воздух еще не остыл от дневной жары, но мир затихал. Наконец, я услышал звук тонкой флейты… Это взлетели индейки… Затем раздался резкий, пронзительный свист Керима. С остановившимся сердцем я увидел сквозь камни, что птицы пошли на меня: одна немного стороной, а две прямо в лоб. Первую я решил пропустить, хотя выстрел в нее не был безнадежным.
Две серебристо-пепельных птицы с полминуты плыли в мои глаза. Это мгновение — короткое и ослепительное — показалось мне тогда и кажется и теперь огромным солнечным океаном переживаний. Сердце остановилось, кровь перестала биться в жилах, я оглох, ослеп для всего мира, кроме этих двух птиц, которых, я ждал с удушающей меня страстью… Я, как во сне, слышал, что недалеко просвистала крыльями первая соя — ее свист чуть-чуть похож на посвист стрепета.
Я готовился уже встать из-за камней: индейки были почти в зоне выстрела… как вдруг над самой моей головой зашумел вихрем воздух, — и я в смятеньи увидел, как индейки камнем упали вниз, а за ними стрелой падал сверху сокол…
Индейки не долетели до меня каких-нибудь полутораста метров… Теперь они пошли долиной — и в несколько секунд исчезли за поворотом. Сокол безнадежно взмыл вверх, повернул обратно и, вращая желтыми глазами, кружил низко надо мной. Мой выстрел был местью, которую я, однако, не счел для себя достаточной. Меня мало утешило, когда сокол, сложив в воздухе крылья, комом упал около меня… Я держал его теплый труп в руках — и думал с полной искренностью об его ненужной, неожиданной смерти и о тщете самых блестящих человеческих надежд.
ebooksa