Еще с час они продолжали преследование, как вдруг Каи-Наи, бежавший позади, споткнулся и упал. Поднимаясь на ноги, он обернулся и застыл от ужаса: их молча нагоняли не меньше десяти зерноедов. Враги были уже в трех полетах стрелы, а впереди всех мчался по тропе рыжий Дод.
— Мабора! — крикнул Каи-Наи. — Зерноеды!
Мабора оглянулся… Окажись рядом заяц, и он не обогнал бы охотника и Каи-Наи — так они припустили. Дод остановился, сунул два пальца в рот и свистнул. Впереди послышался такой же свист и с крутых берегов реки одна за другой стали скатываться на лед фигуры врагов. Увидев Мабору и Каи-Наи, они заревели и бросились навстречу.
— Вбок! — крикнул Мабора.
Берег в этом месте был довольно крутой, но Мабора подпрыгнул, ухватился за ветви свисавшего с обрыва кустарника и забрался на кручу. Затем он наклонился и подал руку Каи-Наи, который тем временем тоже подпрыгнул и схватился за куст. Подтащив его к себе, Мабора выпрямился и оба, проваливаясь по колени в снег, бросились в лес.
Дод первым подбежал к тому месту, где они забрались на кручу, и в свою очередь схватился за ветки. Но куст не выдержал его веса, и зерноед покатился на лед. Другие зерноеды тоже попытались выбраться на берег, но это никому из них не удалось и они побежали дальше по реке в поисках пологого берега. Бежать им пришлось довольно долго, и когда они наконец вернулись к злополучному обрыву, уже стемнело и погоню пришлось прекратить. Они лишь заметили, что следы беглецов вели не к скалам, а в другую сторону, в лес. Это успокоило зерноедов — на уме у них была не погоня, а совсем другое.
А Мабора и Каи-Наи, как зайцы, бежали по лесу. В ушах у них еще звенели крики и свист преследователей. Им приходилось довольно тяжко: бежать было трудно, снега нападало много, и они оставляли за собой такие следы, что с них не сбился бы и малый ребенок, не говоря уж о таких следопытах и знатоках леса, как зерноеды. Наконец Каи-Наи выбился из сил и сказал:
— Я не могу больше бежать… Ты беги, предупреди племя, а я где-нибудь спрячусь.
Мабора остановился.
— Где тут спрячешься? Мы оставили такие следы на снегу, словно тут прошло стадо туров.
Мабора прислушался. Погони не было слышно, но зерноеды вполне могли следовать за ними молча. Он посмотрел на Каи-Наи. Тот, вспотевший и бледный, стоя по пояс в снегу, прислонился к дереву, тяжело дышал и как-то жалобно поглядывал на Мабору. Мабора понимал, что надо убегать как можно быстрее, но почему-то стоял и ждал, пока Каи-Наи не отдохнет.
Мабора и сам не ведал, что в душе его проснулись незнакомые доселе чувства — жалость и товарищеское расположение к мальчику.
— Погони не слышно, — сказал он. — Пойдем немного медленнее… Иди за мной и ступай по моим следам, тебе будет легче идти.
Мабора снова двинулся вперед, а Каи-Наи, стараясь наступать на широкие следы юноши, поплелся за ним. Они не направились прямо к скале, так как Мабора боялся, что зерноеды, пробежав по реке, где передвигаться было легче, перехватят их по пути. Поэтому Мабора и Каи-Наи свернули в сторону, в самую чащу леса, надеясь к вечеру все же дойти до скалы и предупредить племя об опасности. Они долго шли, прислушиваясь, не слышно ли погони. Но погони не было.
В лесу стояла тишина. Только сороки скрежетали, завидев беглецов, и следили за ними, перелетая с ветки на ветку. Снег блестящим слоем лежал на деревьях и ветви гнулись под его весом до самой земли. Деревья отбрасывали на снег синие тени.
Мабора и Каи-Наи скинули с голов волчьи шкуры, служившие им капюшонами. Когда они пробирались под ветками, снег сыпался им за шиворот, но это было даже приятно… Порой они натыкались на медвежью берлогу; видно было, как пар от дыхания медведя поднимался из берлоги, чувствовался теплый зловонный запах сонного зверя. Идти было трудно, особенно Каи-Наи: он почти по пояс увязал в снегу. Наконец Мабора и Каи-Наи поняли, что слишком забрали в сторону. Им стало ясно, что засветло они домой не доберутся. Это было неприятно, но что оставалось делать? Когда совсем стемнело, они вырыли в снегу яму, утоптали в ней снег, легли и уснули, как медведи, прижавшись друг к другу. На рассвете их разбудил могучий рев зубра. Мабора выглянул из ямы. Зубр ревел где-то в стороне, и его не было видно в полумраке леса. Мабора обрадовался — куда лучше встревоженный зверь, чем топоры зерноедов. Он опасался, что враги продолжат погоню, обнаружат его и Каи-Наи в яме и убьют.
Несмотря на голод, Мабора и Каи-Наи весело заторопились к скале. Идти стало легче: снег смерзся под ночным морозом и теперь выдерживал их вес.
В полдень они добрались до скалы. На опушке леса они остановились и прислушались — не слышно ли где зерноедов? В лесу было тихо. Молчала и скала — на площадке перед пещерами не видно было ни единого человека. Это удивило Мабору и Каи-Наи. Они осторожно выбрались из леса и подошли к скале. Снег под скалой был утоптан и залит кровью. Тут и там, по склонам скалы и под нею, лежали трупы охотников из племени орла и беловолосых зерноедов.
Стая волков и вороны уже возились над трупами. Очевидно, зерноеды вернулись к скале и перебили беспечное племя орла. Дрожа от ужаса, Мабора и мальчик поднялись на скалу. На площадке валялись друг на друге трупы воинов; под скалой на льду реки, раскинув руки, лежал с проломленной головой рыжий Дод. Рядом с ним лежал вниз лицом здоровяк Ману. Ни женщин, ни детей на скале не было: всех их увели с собой победители. В пещере колдуна Мабора нашел своего отца. Раненый вождь лежал в углу пещеры. Близ него, склонив седую голову, сидел старый колдун. В другом углу восседал в клетке орел, тотем племени…
Это было все, что осталось от племени красной скалы. Когда Мабора и Каи-Наи вошли в пещеру, колдун даже не пошевелился…