Всемирный следопыт, 1928 № 04

22
18
20
22
24
26
28
30

— А… бох Канина! — в страхе промычал Илья, и еще пуще принялся твердить заклинания…

Когда сильные руки летчиков сделали Илье встряску и влили в рот спирт, к нему вернулись признаки сознания. Прикрываясь ладонью он в страхе смотрел на людей в страшных кожаных шапках. И лишь после того, как струи спирта из поднесенной к губам фляжки обожгли горло, он окончательно успокоился и даже повеселел.

— Протай вотка, — обратился он к летчику. — На сец, тавай вотка, — предложил он и, поднявшись, направился к саням.

С любопытством и страхом посматривая на стоящую поодаль машину, он вдруг съежился, схватился, чтобы не упасть, руками за нарты и присел на корточки.

Летчики смеялись.

А в дверях кабинки аэроплана стоял Горшков и, смотря на Илью, грозил ему пальцем…

— Не беспокойтесь, теперь он меня увезет на станцию, — успокаивал Горшков летчиков, недоверчиво поглядывающих на самоеда.

Получив в подарок по песцу и простясь с Ильей и Горшковым, летчики вошли в аппарат…

Карта северного побережья европейской части СССР. 

Илья, взмахнув хореем, погнал своих оленей, и скоро по снежной скатерти тундры они неслись, вздымая снежную пыль. А над ними, расправив свои могучие крылья, мчалась с шумом железная птица.

Илья, стараясь загладить свою вину перед Горшковым, нещадно гнал оленей. Еще вечерние сумерки не сгустились, а уж перед ними, как на ладони, лежала станция. Олени, выбиваясь из последних сил, вихрем ворвались в станционный дворик.

Радостно встретили товарищи Горшкова. Подхватив еще на улице, они с шумом втащили его и Илью в помещение, и здесь долго гудели молодые, возбужденные радостью голоса.

Горшков только теперь понял, что он ошибался, думая, что станция тюрьма, а товарищи какой-то отборный скучный мусор. Он почувствовал что-то верное, теплое и родное в этих сияющих лицах, и на душе стало легко и радостно.

Под шум не заметили, что самоед куда-то исчез. Обеспокоенный старшина пошел его разыскивать. Скоро он вернулся и с загадочно-таинственным видом пригласил всех следовать за ним.

Тихо, как тени, они проскользнули к красному уголку и, здесь притаясь у двери, остановились.

Перед бюстом Ленина стоял на коленях Илья и, перебирая разложенные в ряд шкурки, восклицал:

— О, бох Канина! Ты отин сильнее сех. На типе сец… О, бох Канина. Ты фсе снаешь и фидишь. Ты хитрее сех, типя не опманешь. От типя не уйтешь, ни уедешь, и птицей не улетишь…

Удивленная команда радиостанции едва удерживала себя от смеха…

Долго потом, когда кончил Илья свое обращение, разъясняли ему, кто такой был Ленин, как он жил, за что боролся, и чему учил. Рассказали, что Ленина уже нет в живых и что его изображение, сделанное из гипса, не слышит обращения Ильи.

— Ленин — человек, — старался объяснить ему старшина. — Эту страшную птицу, от которой ты не мог убежать, сделали люди своими руками, так же, как ты делаешь себе нарты.

Но Илью убедить было нелегко…