Уилл говорил очень быстро, как будто от скорости зависела убедительность его речи.
– Он не человек, а литературный персонаж. Как Глен и Клайд. Все трое уже триста лет живут здесь, в библиотеке, наши предки спасли их тогда из горящей рукописи.
– Они
Уилл вытащил один из свитков и осторожно развернул:
– Откуда, ты думаешь, у них шрамы?
Я вспомнила, с какой грустью Глен недавно рассказывал о сожженном манускрипте. Так это его родной дом! Неудивительно, что ему тяжело говорить на эту тему.
– Они могут вернуться? – взволнованно прошептала я.
Уилл провел рукой по буквам на развернутом свитке:
– Нет. Их сюжет разрушен, и потому они навсегда заключены во внешнем мире.
– Ох! – только и сказала я и тоже потрогала потрепанный пергамент.
Удивительно, как много может значить обычный пергаментный лист, испещренный буквами.
– Я не знала, что книжные персонажи могут долго прожить здесь, среди нас.
– Да они, как правило, и не желают этого, – улыбнулся Уилл. – Хотя могли бы поселиться в нашем мире. Однако за пределами своих книг они никогда не чувствуют себя дома, потому что были и остаются иными. Это видно не сразу. Например, они сильнее нас и вообще не спят. Раз в сто лет вздремнут год-другой – и снова в порядке. Да, еще они не стареют.
Уилл посмотрел мне в глаза. Он задел мою ладонь, и у меня по спине побежали мурашки. Очень приятные. Я смущенно опустила глаза.
– Дезмонд только выглядит молодо. – Уилл дотронулся до моей руки. – Если твоей маме хочется быть с ним, то, собственно…
Я отшатнулась от Уилла:
– Это не оправдание! Она за моей спиной вешалась этому типу на шею, ясно? Мы вообще сюда приехали, потому что у нее беда. Только что ушел Доминик, и она казалась такой несчастной! А тут сразу все забыла. Я вообще не понимаю, что с ней.
К глазам подступили слезы, я ничего не могла с собой поделать, поэтому заставила себя смотреть в потолок.
– Вы
Я кивнула.