Право на жизнь

После кромешной тьмы, могильной тишины ночной лес оглушил старшину, так много в нем оказалось звуков для болезненно обостренного слуха. Шелестела листва под дождем. Гулко плюхались разбухшие капли. Шуршало рядом в траве. Где-то в стороне, скорее всего в том овраге, куда они относили землю, когда копали тайник, гудел поток, там терлись друг о друга стволы деревьев, издавая скрипящий, монотонный звук. Выждав, старшина стал медленно выбираться из ямы. Не слушались руки. Онемевшие ноги едва ворочались. Гулко бухало в висках. Тело сопротивлялось движениям, но он напрягся, выбрался из ямы, вытащил Неплюева, рацию, свой вещмешок. Раскинулся на траве. Не обращая внимания на дождь, на лужи вокруг. Тьма-тьмущая окутала землю, но это была совсем другая темень, от нее отдавало теплом.

Утром старшина обнаружил, что радист не в себе. Неплюев не отвечал на вопросы, хотя и слышал Колосова, выполнял только простые команды. Старшина растерялся. Растерянность сменилась злобой. Колосов ощутил всевозрастающую злобу на человека, по вине которого уже произошло столько неприятностей, готов был избить радиста. За то отчаянное положение, в котором они очутились, за ребят, пошедших на смерть. Так избить, чтобы радист понял, кто он, какое дело лежит на нем. Колосов трудно дышал, смотрел на Неплюева зверем. Приказал развернуть рацию. Неплюев не подчинился. Он не понимал старшину: «Встать!» — заорал Колосов. Радист поднялся. «Сесть!» Радист сел. «Работай на рации! Ты понял? Работай на рации!» Неплюев не шелохнулся. Колосов двинулся на радиста, увидел его глаза, не уловил в них ни растерянности, ни смятения, ни страха. Этот взгляд радиста и укротил Колосова. Недосягаемо далеко смотрел Неплюев. Он смотрел сквозь старшину.

Старшина собрал оружие, приладил за спиной Неплюева рацию, они пошли. Добрались до лесной сторожки. Их постигла неудача, но у Колосова появилась помощница. Толковая дивчина. Не каждый парень отважится стеречь засаду, а она решилась. Наблюдательная. Когда подошли к Неплюеву, девушка первой увидела возле радиста огромного черного пса. «Ой, песик!» — крикнула Галя, безбоязненно подходя к собаке. Пес лежал у ног радиста. Не зарычал, не оскалился. Глянул на старшину, когда и тот приблизился, склонил голову. Помахивал хвостом. То ли за старшего принял Колосова, то ли за хозяина. Встал, отошел чуть в сторону, снова лег, подобрав хвост, вытянув могучие лапы.

Неплюев не шелохнулся. Он сидел на пне все такой же прямой, непроницаемый, как звезда в морозную ночь. Глядел мимо старшины, мимо девушки. В душе Колосов надеялся, что с приходом нового человека, особенно девушки, радист отойдет. Оттает. Не сбылась надежда. Видать, крепко схватила его эта болезнь, если ничто не может вывести его из этого странного состояния. Галя пыталась поговорить с радистом, но он и на ее старания не отозвался.

Собрались, чтобы идти в деревню. Девушка внимательно оглядела Неплюева, заметила выбившуюся из сапога портянку. Разула радиста, перемотала обе портянки. «Пойдем шибко, ноги может сбить», — словно извиняясь перед Колосовым за то, что наперед старшины углядела непорядок в обуви больного человека, сказала Галя. Колосов принес из укрытия мешок с рацией. Замешкался. То ли радисту опять приладить, то ли взвалить на себя. Ему своего груза хватает. Оружие, продукты, боезапас. «Ни, чого вы, я сама», — поняв растерянность Колосова, взялась за рацию девушка. Старшина оглядел, не осталось ли чего, они пошли.

Пес, лежавший все это время в сторонке, поднялся с земли, принюхался, затрусил впереди. Бежал легко, ровно. Когда убегал слишком далеко вперед, останавливался, оглядывался, всем видом своим как бы давая понять, что опасности нет. «Собака собаке рознь», — вздохнул Колосов, вспомнив сорок первый год, то, как остался он лежать в снегу на нейтральной полосе, истекая кровью, не в силах оказать себе помощь. Надежды на спасение не было. Мороз стоял лютый. Санитары, если и побывали на месте рукопашной схватки, его, по всей видимости, не заметили. Могли за мертвого посчитать. Колосов приподнял голову, чтобы сориентироваться, услыхал рядом тихий скулеж. К глазам приблизилась собачья морда — это он еще мог различить. Пес лизнул его. Колосов застонал. Протянул руку в надежде ощутить тепло живого организма. Рука нащупала постромки. Старшина понял, что пес санитар. Слышал он о таких. Видел плакаты, на которых была изображена собака с санитарной сумкой, в постромках и волокуша за ней. Старшина стал шарить руками в поисках волокуши. Пес заработал лапами. Разгреб снег. Подтянул волокушу. Стал лизать лицо. Нетерпеливо повизгивал. Колосов скатился в волокушу, потерял сознание. Очнулся в госпитале.

Сколько лежал он тогда в госпитале, столько и думал о собаке. Тогда же дал зарок найти пса. Спасителя найти не удалось. После госпиталя старшину направили в спецшколу. Когда он вернулся в часть, пса в живых не оказалось. Люди гибли, чего там говорить. Единственное, что он мог и что сделал, так это рассказал корреспонденту о своем чудесном спасении, и тот опубликовал его рассказ во фронтовой газете.

Война — бедствие всеобщее, думал старшина, ходко шагая за своим добровольным поводырем, каждого коснулась огненным дыханием. Человеку на ней достается в первую очередь, поскольку все против него. Но и природа страдает. Страдают животные. Насмотрелся Колосов на пустыри, видел выгоревшие леса, взорванные плотины. Встречал одичавших домашних животных. Не понаслышке знал о собаках-подрывниках и прочих, вплоть до санитаров, с уважением глядел на черного пса. Откуда он взялся? Что его привело и посадило возле Неплюева? В каких переделкам побывал этот пес? Не спросишь. Спросишь, ответа не получишь. Понятливая, но ведь и бессловесная тварь.

Лес редел, становился более светлым. Подошли к Тулье. Река небольшая, течение спокойное. Вода в ней коричневая, как густо заваренный кофе. Такие реки берут начало в лесных торфяных болотах, оттого и коричневые. Берег отлогий, в зарослях ольхи, черемухи. Крапива по всему побережью. Берег изрыт окопами. Оспинами смотрятся воронки. Деревья большей частью изранены. Одни стоят без макушек, другие — иссечены осколками. По словам девушки, бои здесь шли и в сорок первом году, и совсем недавно, когда бросили немцы на партизан «дюже большое войско». Где сейчас партизаны, как их найти, Галя не знает. «Ни, — скачала она, — дядько Михайла знае».

Шли они около двух часов. Лицо у девушки раскраснелось. Устала, конечно, такую тяжесть нести, но виду не подает. Скинула дождевик. В руках держит. Сломала веточку. Идет, в такт шагам веточкой комаров, слепней отгоняет.

Прошли они берегом еще минут десять, остановились. Деревня рядом была. Слышно было — залаяли собаки. Решили так. С темнотой Галя проберется в деревню. Вернется — доложит обстановку. Неплюева оставят под присмотром Галиной мамы, сами пойдут к дому старосты. Мужик он осторожный, но Галя знала, как и чем выманить старосту из дома.

Снова Колосову пришлось ждать. Он сидел с Неплюевым на стволе упавшей ели, смотрел в сторону деревни. У ног радиста лежал пес. Странный пес. Когда девушка пошла домой, он не шелохнулся. Но стоило деревенским собакам учуять Галю, пес встал. Прислушался. Колосов отметил про себя, что на редкость много собак в Малых Бродах. Такое положение тем более казалось странным, что во многих русских деревнях их не осталось вовсе. За собак был положен налог, их стреляли и полицаи, в немцы. Так вот, пес поднялся, послушал собачий лай, рыкнул глухо, скрылся в зарослях. Вскоре Колосов услышал его голос. Пес завыл. Стихли собачьи голоса в деревне. «Ты скажи на милость», — удивился Колосов, вспомнив рассказ девушки о том, что собаки приходят в трепет, услышав этот вой. Старшина знал, что на собак нападает ужас, если в их среде попадается бешеная, но черный пес бешеным не был. Хотя бы потому, что бешеные молчаливы. Голос Черныша, как окрестил пса Колосов, обладал тем не менее магической силой. В чем тут закавыка? Спрашивал себя старшина, ответа не находил. Колосов мог строить лишь догадки. Может быть, у пса был хозяин, которого затравили собаками, теперь он мстит за него. Случилось что-то еще. Во всех случаях понять его можно. Разные ситуации встречаются на войне. Люди не всегда выдерживают.

Подумав так, Колосов скосился на Неплюева. Что с ним? Как и чем его лечить? Придут они к партизанам. И что? Отряд не госпиталь, обыкновенного хирурга может не оказаться. Что тогда?

Неслышно вернулся пес. Улегся у ног радиста. Вернулась Галя. Пришла она не одна.

— Санька Борин, — представила девушка невысокого паренька.

В темноте трудно было разглядеть лицо Борина. Колосов увидел кепку, пиджак до колен большие не по росту, сапоги.

Из рассказа девушки Колосов знал, что Санька хотя и доводится племянником «этому Лысухе», хотя и служит у Шутова, является его правой рукой, но он с первых дней оккупации за партизан, бывает в городе. Знает кое-кого из подпольщиков.

— Как там? — спросил Колосов.

— Тихо, — ответила девушка. — Мама ждет.

Санька стал рассказывать Колосову, как лучше подобраться под окна дома «гадюки Шутова», оставаясь незамеченным. Говорил солидно, с расстановкой. Получался настоящий инструктаж. Колосов забыл бы, наверное, что перед ним подросток, если б не тоненький голосок. «Ни, не углядит, — говорил Борин, выделяя букву «я». — Только бяречься надо, с косу, с угла полозть». В их распоряжении времени было немного. Июньская ночь коротка, об этом помнил Колосов.