Право на жизнь

22
18
20
22
24
26
28
30

— А что?

— Готовность объявлена, да.

— Три часа, говорю, делов-то.

— Отпроситься бы.

— У кого?

— Старшине сказать надо, да.

— Старшину беру на себя, понял? Ты пока разбуди ребят, организуйте кой-чего.

— Чего?

— Не с пустыми же руками в госпиталь попремся.

Не прошло и десяти минут, Рябов растолкал Колосова, стал усиленно искушать старшину.

Проспав почти двое суток, Денис поднялся раньше всех, «смотался», как он сказал об этом Ахметову, к хозяйственникам, обновил форму, получил в штабе документы, ордена, медали. Вернулся «при параде». Разбудил Ахметова. Уговорил товарища навестить командира.

Колосову говорил все то же. О том, что отдыхать разведчикам разрешено неделю. До госпиталя семь километров. Обернутся они часа за три.

Старшине хотелось увидеть Речкина. Но он понимал, что самовольный уход даже ради такой благородной цели чреват осложнениями. Немцы вот-вот должны были начать наступление. Объявлена готовность. В прифронтовой зоне установлен особый режим. В районе расположения штаба фронта тем более.

— Погоди, Денис, не дави на психику, — осадил старшина подчиненного. — Слишком просто получается.

Понимал Колосов, что остался за старшего в группе, следовательно, и ответственность за всех вместе и за каждого в отдельности лежала на нем. Не забывал о том, какой пример подаст подчиненным, если клюнет на уговоры Дениса Рябова.

Это с одной стороны, с той, в которой сомнения.

У медали, как известно, две стороны, есть и обратная.

Денис на смерть пошел, когда лейтенант Речкин оставил в тайнике Колосова с Неплюевым, а Рябов вызвался прикрыть отход группы. И погиб бы, как погибли перед тем Саша Веденеев, Женя Симагин. Тут не знаешь, как быть. Не знаешь, что скажут на все это остальные ребята: Пахомов, Ахметов, оба Лени — Кузьмицкий и Асмолов, что скажет на это бывший шахтер Козлов.

— Чего молчите, товарищ старшина, — теребил Рябов. — Мы нашему лейтенанту приволокем кой-чего.

— Чего кой-чего-то? — в тон Рябову спросил старшина.