Если бы все дома в Чикаго были снабжены телефонными аппаратами и находились в постоянной связи с номером оксвудсского сторожа, жители крупнейшего города не могли бы узнать эту новость быстрее. За несколько минут кладбище переполнилось обитателями соседних кварталов. Скоро стала прибывать публика из всех других частей города, и через полчаса экипажное движение было абсолютно прервано, начиная с Вашингтонского парка. Спешно извещенный об этом, губернатор штата сэр Гамильтон послал сильные отряды милиции, которые не без труда проникли на кладбище и выпроводили оттуда множество любопытных, чтобы оставить вход свободным.
А колокол все звонил и звонил на колокольне великолепного мавзолея, где покоился чикагский миллионер.
Джордж Хиггинботам, председатель «Клуба чудаков», его коллеги и нотариус Торнброк первыми проникли за ограду кладбища. Через полчаса туда явились и шестеро участников матча Гиппербона. Появление Макса Реаля и Лисси Вэг можно объяснить только настойчивыми уговорами Джовиты Фолей (она, конечно, тоже была здесь). Итак, все партнеры собрались перед мавзолеем, охраняемым тройной цепью солдат. Наконец колокол замолк, и двери мавзолея широко раскрылись.
Холл сверкал ослепительным светом электрических ламп и люстр. Окруженная зажженными канделябрами, стояла великолепная гробница, точь-в-точь такая, какой она была три с половиной месяца назад, когда эти двери закрылись по окончании погребального обряда с участием всего города.
Члены «Клуба чудаков» с председателем во главе вошли в мавзолей. За ними— нотариус Торнброк, в черном фраке, белом галстуке и неизменных очках в алюминиевой оправе. Потом прошли шесть партнеров и все, кто только мог поместиться в холле мавзолея. Глубокое молчание воцарилось внутри и снаружи. Всех охватило волнение.
Тридцать три минуты двенадцатого в глубине холла послышался какой-то шум. Он исходил из гроба. Вдруг погребальный покров соскользнул на пол, точно сдернутый чьей-то невидимой рукой. И тогда (в то время как Лисси Вэг прижималась к плечу Макса Реаля) крышка гроба медленно приподнялась, и лежавшее в нем тело привстало... А в следующую минуту все присутствующие увидели перед собой не мертвеца — нет, но человека вполне живого, и это был не кто иной, как покойный Уильям Гиппербон!
— Великий Боже! — воскликнула Джовита Фолей сдавленным голосом. Среди гула изумления, стоявшего в холле, ее слова были услышаны только Максом Реалем и Лисси Вэг.— Да ведь это почтенный мистер Гемфри Уэлдон!
Да, почтенный Гемфри Уэлдон, но не такой пожилой, каким был, когда навещал Лисси Вэг. Позднее в газетах всего мира напечатали рассказ о происшествии в главном городе Иллинойса:
«Первого апреля в особняке на Мохаук-стрит во время партии в благородную игру «гусек» Уильям Гиппербон внезапно потерял сознание от кровоизлияния в мозг. Принесенный в свой дом на Ла-Салль-стрит, он умер спустя несколько минут, точнее, о его смерти объявили явившиеся в дом доктора. Несмотря на приговор медиков, несмотря на знаменитые лучи профессора Фридриха Эльбинга, которые подтвердили сделанное эскулапами заключение, Уильям Гиппербон не умер. Он находился в состоянии каталепсии[210], но со всеми внешними признаками умершего человека. К счастью, в своем завещании он не выразил желания быть набальзамированным. Без сомнения, после такой операции чикагский коммерсант не остался бы в живых. Но ведь ему всегда везло! Третьего апреля двери его мавзолея закрылись, и самый почтенный из членов «Клуба чудаков» остался лежать в своей гробнице.
Вечером того же дня кладбищенский сторож, гасивший в холле мавзолея последние лампы и свечи, услышал какой-то шорох внутри гроба. Оттуда вырывались слабые стоны, глухой, еле слышный голос кого-то звал... Но сторож не потерял головы. Он побежал за своими инструментами, приподнял крышку гроба, и первыми словами Уильяма Гиппербона, проснувшегося от летаргического сна, были:
— Никому ни слова, и ты богат!
С присутствием духа, необыкновенным у человека, возвратившегося из такой дали, он прибавил:
— Ты один будешь знать, что я жив... И еще мой нотариус Торнброк, к которому отправляйся сейчас же и позови сюда...
Сторож выскочил из холла и побежал во всю прыть. И каково же было изумление (и самое приятное, разумеется!) нотариуса Торнброка, когда через какие-нибудь полчаса он очутился в обществе своего клиента, такого же здоровяка, каким он привык всегда его видеть! После своего воскресения Уильям Гиппербон пришел к следующим соображениям.
Во-первых, он готов был числиться покойником ради захватывающей партии. Во-вторых... Но нотариус Торнброк его перебил:
— Вы разоритесь! Но дело не в том... Раз вы не умерли, с чем я вас искренне поздравляю, ваше завещание теряет силу и все его параграфы сводятся к нулю. А потому для чего хотеть, чтобы эта партия состоялась?
— Потому что сам приму в ней участие.
— Но каким образом?
— В приписке к завещанию введу в партию седьмого партнера, который будет Уильямом Гиппербоном, под инициалами X. К. Z.
— Но вам придется подчиняться установленным правилам.