Швейцарский Робинзон; Вторая родина,

«Мой дорогой, можно было бы назвать истинной радостью такую вот жизнь с нашими детьми, если бы это уединение не обрекало нас одного за другим на полное исчезновение, повергая оставшихся в отчаяние и горе… Я никогда не забываю благодарить Небеса, пославшие нам этот рай на земле! Но, увы, настанет день, когда наши глаза закроются…»

Подобные невеселые мысли часто навещали Бетси, омрачая радость семейного счастья. Но на десятом году существования колонии произошло событие, которому суждено было коренным образом изменить жизнь семьи, если и не сразу, то в недалеком будущем.

В этот день, девятого апреля, отец и сыновья встали пораньше, собираясь приняться за хозяйственные работы. Среди братьев не оказалось лишь Фрица. Напрасно его звали, полагая, что парень где-то поблизости. Всем известно, что у Фрица есть привычка отлучаться из дома, к этому привыкли и уже не беспокоились. Только мать по-прежнему не могла отделаться от страха за сына, в особенности когда он выходил в открытое море, за пределы залива Спасения. Скорее всего и теперь отважный юноша в море, о чем свидетельствовало отсутствие каяка на обычном месте.

После полудня Церматт, Эрнст и Жак отправились на шлюпке к Акульему острову, думая дождаться там возвращения Фрица. А чтобы мать не волновалась, условились в случае непредвиденной задержки дать залп из пушки.

Но это не понадобилось. Едва отец и сыновья высадились на островок, как увидели каяк Фрица, огибающий мыс Обманутой Надежды. Они тотчас же сели в шлюпку и причалили к бухточке Скального дома как раз в тот момент, когда спрыгнул на песчаный берег Фриц.

Вот что рассказал он о своем плавании, длившемся без малого двадцать часов. Уже давно Фриц задумал произвести разведку северного берега. Взяв с собой орла Блиц, что на немецком, родном языке Фрица, означает «молния», он сел в каяк, не забыв захватить небольшой запас еды, топор, гарпун, багор, сети, ружье, пару пистолетов, ягдташ, флягу с медовым напитком. Попутный ветер быстро понес лодку от мыса, и, воспользовавшись приливом, юноша направил каяк вдоль берега, отклоняющегося к юго-западу.

Сразу же за мысом он увидел нагромождение скал в хаотическом беспорядке, по всей видимости, следствие давнего геологического катаклизма. За ними в углублении вырисовывался большой залив, отгороженный с противоположной стороны остроконечным мысом. Залив служил пристанищем для множества разнообразных птиц, оглашавших воздушное пространство своими криками. На песчаном берегу грелись огромные туши морских животных — морских волков[148], моржей, тюленей, а по поверхности залива носилось несметное количество изящных жемчужных корабликов[149].

Фриц двигался среди этого скопления ластоногих осторожно, боясь их нападения на хрупкую лодочку. Выйдя из залива в открытое море, он продолжал плыть на запад. Обогнув мыс причудливой формы — Фриц тут же нарек его Курносым, — каяк проскользнул под своды естественной арки, о подножие которой с силой разбивались морские волны. Внутри арки нашли приют тысячи ласточек, их гнезда висели или, точнее, лепились в расщелинах стен и изгибов арки. Фриц оторвал несколько таких гнезд, удививших его своей формой, и положил в сумку.

— Эти гнезда ласточек, — прервал рассказ сына отец, — очень ценятся на рынках Поднебесной империи[150].

За аркой Фриц увидел другой залив, тоже между двумя мысами, отстоящими друг от друга на расстояние полутора лье, не более. Между ними торчали верхушки рифов, оставляя узкий проход, через который не могло пройти судно водоизмещением в 300–400 тонн.

За заливом простиралась необозримая степь с ее светло-зеленым ковром трав, местами покрытая рощами, болотами, — пейзаж открылся весьма разнообразный. Что же касается самого залива, то для промышленников Азии, Европы или Америки он явился бы истинным сокровищем из-за обилия жемчужных раковин. Несколько таких великолепных образцов Фриц захватил с собой.

Продолжая огибать залив, Фриц миновал устье речки — воды ее казались зелеными от подводных растений — и наконец достиг второго мыса.

На этом он решил закончить свое путешествие. Было уже поздно, и юноша повернул каяк обратно, к мысу Обманутой Надежды. Он почти обогнул мыс, когда услышал залп с Акульего острова.

Вот что поведал молодой человек о путешествии, которое привело его к открытию Жемчужной бухты. Но оказалось, что это далеко не полный рассказ. Отец был поражен, когда, оставшись наедине с сыном, услышал следующее.

Среди многочисленных птиц, круживших над заливом — крачек, чаек, фрегатов[151], — Фриц заметил несколько пар альбатросов и одного из них свалил ударом багра. Взяв в руки оглушенную птицу, он заметил небольшой лоскуток, привязанный к его лапке. Отвязав лоскуток, прочитал слова на английском языке: «Кто бы вы ни были, если Бог наведет вас на это послание, найдите вулканический остров. Вы узнаете его по пламени, вырывающемуся из кратера. Спасите несчастную, выброшенную на Дымящуюся гору».

Значит, подумал взволнованный юноша, на одном из островков Новой Швейцарии, может быть уже несколько лет, томится несчастная девушка или женщина, лишенная всех благ, какие «Лендлорд» предоставил их семейству.

— И что же ты сделал? — нетерпеливо прервал его отец.

— Единственное, что было возможно: привел в чувство альбатроса, оглушенного ударом. Для этого оказалось достаточно влить в его клюв несколько капель медового напитка. На обрывке носового платка я написал по-английски кровью убитой выдры: «Уповайте на Бога! Его помощь близка!» Затем привязал этот лоскуток к лапке альбатроса. Похоже, что он ручной, и сразу же полетит к Дымящейся горе, унося с собой мою записку. Почувствовав свободу, птица взмыла в воздух и понеслась к западу с такой быстротой, что я скоро потерял ее из виду.

Потрясенный Церматт стал думать о том, что делать, как спасти несчастную. Где находится эта Дымящаяся гора? Вблизи Новой Швейцарии или в сотне лье от нее? Альбатросы, сильные и неутомимые странствующие птицы, могут преодолевать огромные расстояния… Не появился ли он с одного из отдаленных островов, до которого невозможно добраться и на шаланде?

Отец похвалил намерение Фрица не разглашать пока эту тайну. Зачем напрасно волновать мать и братьев! К тому же неизвестно, жива ли еще обитательница Дымящейся горы? В записке нет числа, и с того времени, как девушка привязала ее к лапке альбатроса, могло пройти много лет.