Ночью усталые промышленники подъехали к дому. Здесь их ждал сюрприз. Шагах в пятидесяти от крыльца лежал убитый громадный белый медведь. Собак пришлось посадить на ночь на цепи, чтобы они не испортили шкуру зверя. Анна разсказала, как был убит ошкуй.
— Я стирала белье в кухне, а Семка катался на дворе на нарточках, которые ты, Николай Семеныч, ему сделал, ладно, вдруг Семка бежит и кричит:
— Мамка! давай-ко дядину длинну винтовку! ко мне ошкуй в гости пришол!
— Ты чего, Семка, дуришь? поди на двор, да не мешай тут — говорю.
— Верно, Мамка, ошкуй пришол! да вот, гляди, он стоит!
Растворила я маленько дверь-то, гляжу… верно! у Семкиных нарточек стоит и нюхает их ошкуй, да большой ошкуй! А Семка все орет:
— Давай ружье — сам трелять буду!
— Замолчи ты, говорю, еретик, (самоедское ругательство), ведь ошкуй то нас обоих сожрет! Сама хватила ремингтон, прицелилась хорошенько, пальнула… Ошкуй заревел да к дверям ближе пошел, — плохо, видно, попала. А Семка уж другу винтовку тащыт. Ну, второй-то раз как пальнула, ошкуй и пал. Ище, поди, с час времени все хрипел да лапами ворочал, потом сдох. А меня такой страх забрал — прямо бяда! В комнату заперлась, да боюсь выдти, дрожжу…. вдруг слышу… ббух! опять кто то из винтовки. Ну, думаю, вы оба пришли. Выбежала в кухню, а тут Семка стоит, винтовку то бросил на пол, да за щеку держится…. орет!..
— Что ты, окаянный, сделал? говорю.
— Да я, мамка, тоже в ошкуя стрелял, да видно не попал, пуля то мне в рот попала… ревет слезами! Эка, думаю, бяда то! Раскрыла рот охотнику, а у него двух зубов нет. Как пальнул он, а винтовка то отдала и выбила два зуба, а пуля то вишь в потолок пошла! Вот еретик-то! Смотри за ним, да смотри!
— Семка, да ты молодец прямо! Ведь, поди ты и винтовки то не мог поднять? Как же ты в ошкуя то стрелял? спрашивает Летков.
— Да я, дядя, винтовку то на стул поднял, да так… — тянет Семка.
— Ну ладно! хорошо хоть в потолок то еще попал… а промышленник из тебя будет лихой, страху в тебе нет, а ведь это главное. Винтовку больше в руки, смотри, не бери, а то батька ремнем поучит — журил Семку Летков.
Когда Анна вышла за чем-то в кладовку, Василий шептал Леткову:
— А ладной да храброй у меня баба то, ошкуя сама убила! — и с гордостью посматривал на жену и сына.
В первых числах Ноября задул с моря первый зимний шторм со снегом и морозом до 12-ти градусов Реомюра[1] и продолжался подряд четверо суток. Работать на дворе не было возможности. Чтобы собаки не страдали от шторма, их перевели на чердак, где они чувствовали себя великолепно. Кухня превратилась в столярную мастерскую. Летков с Пырерко делали немудрую мебель для дома, а также смастерили легонькую парусиновую лодочку, всего весом в двадцать семь фунтов, для зимнего промысла на тюленей. После шторма наступила тихая и ясная погода. На дворе зима. Речка и озера стали. Черных пятен земли уже не видно из под снегов. Около дома и сарая навалило большие снежные сугробы. Вдоль берега моря образовался лед — припай, шириною сажени в две, тянувшийся вдоль берегов всего залива. На снегу масса песцовых следов; собаки бегают по этим следам, радостно визжа и валяясь на свежем снегу. Летков с Пырерко отправились заряжать и направлять капканы и пасники. Разделив собак по пять штук в упряжку, в нарты нагрузили медвежьего мяса для привады, и отправились каждый по своим ловушкам. С моря все чаще напирали Карские матерые льды. Белыми призраками они неслись с моря, призраками самых причудливых форм и очертаний. С глухим шумом, трением и звоном, теснились и ползли на берег зеленовато-голубые льдины, усеивая своими трупами широкую полосу прибрежного песку и нагромождая хаотические здания и дворцы из кусков и глыб прозрачного льда.
Со льдами пришел и морской зверь: морской заяц, тюлень, морж и белый медведь.
В тихий морозный день, с трудом переправив лодки на нартах через груды ропаков и торосьев, Летков и Василий очутились на гладком припае, о который разбивались волны моря. Собак в упряжке и нартах закрепили за рапак на припае, а сами, усевшись в лодки, поплыли вдоль льда. Нерпа «выставала» почти рядом с лодками. Поверхность воды расступалась и оттуда высовывалась удивленная голова зверя. Охотник не спеша вскидывал винтовку…. Ббах! и тюлень, слегка дернувшись, переворачивался кверху брюхом и плавал на воде, заливая все кругом густой алой кровью. Охотники подъезжали к нему на лодке и, взяв на буксир убитого зверя, привозили к припаю. Здесь с него сдиралась шкура с салом, имевшим толщину до двух дюймов. Таким путем промышленники добыли уже до тридцати штук тюленей, когда около лодочки Пырерко вынырнул громадный морской заяц. Василий быстро прицелился и выстрелил. Пуля попала зверю в горло, тяжело раненый заяц заметался по воде, барахтась в собственной крови. Пырерко подплыл к раненому и нырявшему зверю возможно ближе и всадил в зайца гарпун, к которому был привязан длинный сыромятный ремень, до пятидесяти сажень длиною.
Заяц, получив удар гарпуна, высоко выпрыгнул из воды и затем глубоко нырнул, увлекая за собой гарпун. Ремень в лодке Василья бешено раскручивался и уходил в воду; вдруг самоед заметил, что витки ремня обвились вокруг его ноги. Быстро попытался он сбросить ремень, но в ту же секунду ремень натянулся, как струна. Сильный толчек — и Василий, перевернувшись вместе с лодкой, почувствовал, что предательский ремень увлекает его вглубь ледяной зеленоватой воды. Ледков греб изо всех сил, спеша к месту катастрофы. Ледяная, страшно холодная вода, приняла самоеда в свои цепкие объятья… воздуха не хватало… последним усилием Василий вытащил нож и перерезал ремень. В почти безчувственном состоянии вынырнул он на поверхность и услыхал громкий выстрел — то Летков добил вынырнувшего зайца.
В следующий момент сильная рука Леткова ухватила самоеда за капюшон малицы и приподняла над водой. Лодка Леткова была мала и двух человек не поднимала, поэтому Василию пришлось добраться до припая на буксире, как нерпе. Онемевшие руки и ноги не действовали и были сведены судорогой. Посиневший рот пытался что-то сказать и не мог. Уложив Пырерко на нарты, Летков во всю прыть погнал собак домой. Одежда Василия быстро обледенела, он превращался в ледяную статую, тогда Летков растолкал его и заставил бежать за нартами. С трудом передвигая ногами, падая и снова поднимаясь, Василий бежал, бежал… Ледяная, полузамерзшая фигура, среди леса из рапаков и льда…
ebooksa