Приключения 1966

22
18
20
22
24
26
28
30

Жена… Единственный близкий и преданный ему человек. Но сейчас он боится ее. Она может, не желая того, в чем-то выдать его, дать следствию пищу для подозрений.

Анданов выскальзывает в коридор: никого! В тамбуре, открыв дверь заранее припасенным ключом, он соскакивает с подножки на неосвещенную сторону платформы. Никто не заметил его в Лихом.

Анданов надевает перчатки. Нож Шабашникова, старые сапоги, завернутые в чистую бумагу, лежат за пазухой. Теперь — к Савкиной яме, где ждет его спрятанный под ветвями ИЖ.

Через час, в полночь, он постучится в дверь Осеева. Перчатки его будут пропитаны горючим, но он не обратит на это внимания.

— Телеграмма из Иркутска, — скажет Анданов. — От дочери.

Он знает, что инженер с нетерпением ждет приезда дочери. Но в руке у мотоциклиста не телеграмма — нож. Остро отточенный клинок со странным рисунком у рукоятки — лев и пальмы.

Это третья и последняя встреча Осеева и Анданова. Первая состоялась двадцать лет назад. Рука убийцы через годы дотянулась до партизана, сумевшего избегнуть смерти в сорок третьем.

А как это началось?

В июне сорок первого года под Львовом шел жаркий бой. Железнодорожники — одна винтовка на троих — штурмовали гору Подзамче, захваченную немецкими автоматчиками-парашютистами.

Он решил перейти линию фронта. Он уже припас, притаил под шинелью пропуск — листовку, на которой был изображен вонзившийся в землю трехгранный штык.

Не трусость, не вспышка панической слабости руководили предателем. Он сознательно решил переметнуться к тому, кто казался более сильным.

Увидев офицера в эсэсовской форме, Анданов взметнул руку в фашистском приветствии.

— Прошу не считать меня военнопленным, — выпалил он старательно заученную немецкую фразу. — Цель моей жизни — служение фюреру.

О, это был великолепно разыгранный спектакль!

Фашисты формировали диверсионные группы, и Анданов вступил в одну из таких групп. Риск был велик, но велика была и выгода, а он решил вести крупную игру. Его обучали искусству рукопашной схватки, меткой стрельбе, всем хитростям, необходимым для диверсанта.

Сильный, жестокий, решительный, он быстро пошел «в гору», служил усердно, надеясь на послевоенную щедрость хозяев.

В конце сорок второго года он — командир специального полицейского отряда в Белоруссии. Карательные акции. Сожженные хутора.

Свидетелей своих «подвигов» он старался не оставлять. Очевидно, появились кое-какие сомнения относительно неизбежного торжества оккупантов.

В сорок третьем судьба свела Анданова с Осеевым, радистом небольшого партизанского отряда. Осеев был в числе четверых оставшихся в живых партизан, захваченных в хуторе. Сам хутор со всем населением был сожжен. Осеева и его товарищей ждала виселица. По дороге в город радист бежал. Он прыгнул с обрыва в реку и, раненный, сумел уйти. Это был один из немногих свидетелей, видевших собственными глазами зверства, чинимые фашистским прихвостнем. Трое суток каратели прочесывали лес, надеясь выловить радиста…

Командир полицаев, как только немцы покатились под ударами Красной Армии, не стал тратить время, тщетно упрашивая своих хозяев прихватить его с собой. Он «раздобыл» необходимые документы и бежал из Белоруссии на Украину, где растворился в толпе беженцев, возвращавшихся в родные края.