Ужас на поле для гольфа. Приключения Жюля де Грандена

– Но расскажите, что там было? – потребовал я объяснений, когда мы вышли в открытое море. – Что вы велели Мириам бросить в воду с осьминогом, де Гранден?

Он хихикнул.

– Если бы вы изучали биологию столько же пристально, как я, друг мой Троубридж, вы бы знали о прекрасном кустарнике Cocculus indicus[56]. Ленивые аборигены полинезийских остров используют его плоды, чтобы умерщвлять рыбу у берега – так же, как мы убили оплаканного Гунонгом Безэром осьминога. Я заметил этот кустарник на острове, а когда узнал, что наша прекрасная иудейка может свободно гулять по острову, сказал себе: «Черт возьми, почему этот яд не откроет нам путь к свободе? Voilà tout![57]»

Проплывающий мимо голландский пароход подобрал нас два дня спустя. Пассажиры и команда широко открывали рты, пялясь на королевскую красоту Мириам и сомневались в правдивости истории де Грандена.

– Pardieu! – как-то ночью на палубе доверился он мне. – Боюсь, эти голландцы заблуждаются на мой счет, друг мой Троубридж. Быть может, мне надо порезать их уши в длину, чтобы научить уважать слово француза?

Полгода спустя посыльный Western Union вошел в мой кабинет в Харрисонвилле и вручил голубой конверт. «Распишитесь», – сказал он.

Я разорвал конверт и прочел:

Сегодня вечером Мириам произвела сенсацию в Folies Bérgères[58]. Мои поздравления! – Де Гранден.

Месть из Индии

Весь день мартовский ветер бормотал и рычал, как гигант, мучимый зубной болью. Когда опустилась тьма, он начал повышать голос. К девяти часам он визжал и кричал, как миллиард банши, страдающих cholera morbus. Я сел поближе к камину с горящим углем и попытался сосредоточиться на книге, забыть о воплях ветра и несчастьях дня, – но это не помогало.

Внезапно показалось, что к вою ветра примешался хриплый звук автомобильной сирены, а через мгновение последовал грохот перед входной дверью, как будто кто-то стоял снаружи и бил в панель со страшной силой.

– Если вы удивляться, сор, – сказала Нора, моя горничная, сунув нос в полуоткрытую дверь кабинета, – там жантельмен хочет видеть вас – итальянец, думаю так.

Нора сильно не одобряет «неместных» вообще, и итальянцев в частности, и когда они приходят – как они часто делают, – чтобы вызывать меня из дома в бушующую ночь, ее неодобрение не скрывается ни от посетителей, ни от меня.

Однако сегодня вечером я приветствовал такое вторжение чем-то вроде вздоха облегчения. Действия любого рода, даже путешествие на дюжину миль, чтобы обследовать итальянских рабочих, сломавших конечности, без особых надежд на компенсацию, обеспечили бы милостивое освобождение от тоски, охватившей меня.

– Приведите его, – приказал я.

– Parbleu! – воскликнул голос позади нее. – Он уже здесь! Вы думали, друг мой, что раз уж я пустился в путь в такую ночь, то буду ждать, пока обо мне доложит прислуга?

Я с восторгом вскочил с кресла и пожал обе тонкие руки моего визитера.

– Де Гранден! – восхищенно воскликнул я. – Жюль де Гранден! Что вы здесь делаете? Я думал, вы сейчас в своей лаборатории в Сорбонне.

– Нет-нет, – подтвердил он, передавая Норе мокрую шляпу и плащ и садясь у огня напротив меня. – В этом мире нет никакого покоя от злодеев, друг мой, а для Жюля де Грандена покоя нет вообще. Едва мы покончили с этим злодейским Гунонгом Безэром, как я срочно был послан в Бразилию, а когда моя работа была завершена, меня позвали в Нью-Йорк рассказать о моих экспериментах перед вашей ассоциацией врачей. Eh bien, боюсь, что я не увижу свою мирную лабораторию какое-то время, друг мой.

– О, так вы были в Бразилии? – задумчиво спросил я.