Раднесь

— Мистика какая-то…

— Да какая мистика! Обычный развод какой-то. Сетевой маркетинг, мать его!

— Но ты же его и не заметил бы, если б я тебе на него пальцем не ткнул! — Артём начинал лихорадочно искать объяснение случившемуся, — так же, как и я, пока мне эта женщина на него не указала!

— Правильно, и не заметил бы! Потому что для нормального здорового человека такие объявления бессмысленны. Ну что за чушь, Тёма?! — Женя скривил губы и процитировал надпись противным гнусавым голосом, — тьфу, блин, бред какой-то! Ты ещё сходи по этому адресу, там наверняка такому лоху как ты обрадуются.

— Да нет же! Тут что-то есть, я сам пока понять не могу. И почему она меня по имени назвала?! Фу-у-у, — Артём провел тыльной стороной ладони по лбу, — надо напиться сегодня…

— Вот! Вот, с чем я к тебе и шел! Я пару закончил, и не поверишь, меня посетила именно такая мысль, а не бухнуть ли нам сегодня?

— Ой, ё-моё, ну ничего другого от тебя я и не ожидал, нет бы там в шахматы предложить поиграть! А он — пойдем, бухнём…

— Не, ну можно и в шахматы, но перед этим пивко попьём, а?

— Вот что удивляет меня в тебе уже на протяжении нескольких лет, так это дар убеждения. Ладно, у меня ещё сейчас одна лекция, потом пойдём пива попьем, уж больно погода хорошая, душа поёт, весна-а-а!

— Вот! Вот теперь я вижу перед собой нормального Тёму, а не сумасшедшего у доски объявлений. Договорились. Пошли уже звонок давно прозвенел, сейчас все студенты разбегутся.

— Да хоть бы все и разбежались — нашим легче, гы-гы-гы…

Артём попал домой уже за полночь, хорошо, что он уже давно жил отдельно от родителей, и ему не надо было оправдывать позднее появление перед кем бы то ни было. Всю ночь ему снилась какая-то белиберда, как будто он очутился в каком-то заснеженном краю, выли волки, вокруг тайга, полная луна… Потом он ощутил себя у большого костра, вокруг всё мелькало, он носился вокруг этого мерцающего источника света в каких-то лохмотьях, бормотал какую-то бессвязную ерунду. На него смотрели какие-то люди, костёр освещал их раскосые угрюмые лица. Они время от времени вторили ему гортанными непонятными звуками, и он в ритм этим возгласам ударял в бубен, а в кулаке у него было зажато что-то, что больно кололо его ладонь. Этот предмет, сначала причинявший ему боль, затем как будто врос в его плоть, что создавало ощущение сопричастности чему-то огромному, такому огромному, что это даже не укладывалось в сознании, которое постепенно сливалось с этим космосом, и каждая песчинка этого космоса становилась его сознанием. Это продолжалось до тех пор, пока им не овладел какой-то совершеннейший ужас от мысли, что он уже никогда не вернется в привычное человеческое обличие, и он разжал ладонь: «Знак!», — подумалось ему, и он проснулся.

Прошел год с тех пор, как узкоглазая красавица поселилась в Казанцевском углу. Параська, как ее окрестили, находилась под рукой матери, она помогала во всем. Складывалось так, что Парася была незаменима на многих хозяйских работах. На глазах расцветала девушка, а под взглядами голубых глаз Алеши становилась просто красавицей. Хороши были мгновения, когда они могли уединиться в лесу при сборе ягод и грибов. Крепкую их любовь заметили и родители Алексея, раздумывая по ночам о своем любимце.

Однажды на хутор попутно завернул казак, который год назад разыскивал смуглолицую беглянку. Александр Казанцев всячески старался, чтобы Параська не попадалась на глаза гостю. Разговор шел о предстоящей совместной поездке на Ирбитскую ярмарку. Отец всячески старался поскорее закончить переговоры. На дворе стояла уже глубокая осень. Снег только-только пытался лечь на ещё неостывшую землю.

Казак в сопровождении отца спустился с крыльца и вдруг свернул не к воротам, где его ждал конь, а к сараюшке справить нужду.

Отчаянный вопль огласил двор. Все встрепенулось. Из сарайчика показалась спина казака, который волочил за распущенные волосы беспомощную Парасю. Ее новенькая баранья шубка (подарок хозяина) и цветной полушалок превратились в какой-то цветастый бесформенный ком. Казак, молча с особой жестокостью, тянул ее за волосы, не обращая внимания на крики. Выскочивший во двор Алешка в распоясанной красной рубахе подхватил лежавшую у забора оглоблю и бросился за разбойником. На крики из избы выскочил Михаил с окриком «стой», метнулся назад в избу. Через мгновение вскинул боевое ружье. Прогремел выстрел.

Алексей оторопело сжимал оглоблю. Параська упала на побитые колени. Казак медленно оседал в луже крови.

Отец Александр горестно смотрел на все вытаращенными глазами. Придя в себя, он решил отправить смертельно раненого казака на подводе домой с богатыми отступными и ружьем за Параську. Только к вечеру вернулся Михаил. Уладить дело миром не удалось. Смертельная вражда нависла над спокойным краем таежного былого благополучия.

В воздухе повис вопрос: что делать? Решили срочно женить Алешку на Параське к великому счастью обоих и думать о том, чтобы их надежно укрыть, наделив самостоятельным хозяйством. Но где?

Тем временем зима вступила в свои права. Шла подготовка к поездке на ярмарку.