Раднесь

Внутренняя атмосфера церкви полумраком и запахом ладана обволокла Артёма, отрешая от суеты летнего утра, царящей снаружи. Сразу же перекрестившись, парень шагнул в сторону алтаря, заворожённый бликами и отсветами горящих свечей и тусклых ламп огромной люстры, нависающей сверху. Машинально проговорив про себя слова «Отче наш», он снова перекрестился и огляделся. Сквозь верхние окна лились чёткие солнечные лучи, выхватывая у церковных секретов благодатную правду. Артём невольно залюбовался этими вестниками мирской суеты в благочинном царстве.

— Красиво, да? — внезапно донеслось сзади из полумрака.

— А?! — от неожиданности Артём чуть не подпрыгнул и обернулся.

Чуть поодаль на скамеечке у стены виднелась тёмная фигура старца в простом монашеском одеянии. Низ лица скрывала седая борода, которая становилась темнее у чуть впалых щёк. Властный и непреклонный характер старика выдавал его немного крючковатый орлиный нос, а под кустистыми бровями внимательно блестели глаза.

— Я говорю, лучики красивые, не так ли? Летом, особенно в будние дни мало прихожан в храме, а сегодня четверг, да?

— Да, — машинально подтвердил Артём.

— Вот я и смотрю с утра никого нет. В такие моменты я люблю здесь посидеть и лучиками полюбоваться. Волею Господа Нашего настоятелем служу в этом храме Божьем, отцом Николаем зовут меня, а вы, молодой человек, какими судьбами к нам?

Оторопь от неожиданной встречи прошла, Артём несмело подошёл к священнику и присел рядом на краешек скамейки.

— Меня Артём зовут. Волею судеб занесло меня в Ирбит. А когда был маленьким мальчиком, я бывал тут, но из всего помню только эту церковь. Решил вот зайти по памяти, раз уж довелось тут побывать.

— Похвально, молодой человек, одобряю выбор ваш, — немного усмехнувшись, пророкотал старец.

Он хоть и говорил тихо — кроме Артёма слушать было некому, но в голосе ощущалась натренированная многими церковными службами мощь. Слова настоятель произносил чётко и размеренно, чтобы смысл их укладывался в мозг прихожанина однозначно понятно.

— Если честно, очень смутно помню, как она тогда выглядела. Но уверен, что далеко не так, как сейчас. Чувствуется, храмом занимаются с душой.

— Ох, уж не льсти мне, отрок, — хитро сощурив глаз, глянул на Артёма старец. — Расскажи лучше о себе, раз уж зашёл.

— Исповедь?

— Она самая, милок. Давай, покайся, сын мой, не держи в себе содеянного, ты ведь в доме Божьем.

— Не в чем мне каяться, отче. Не считаю я грехом те поступки, что совершаю по жизни. Разве что в суете я про Бога не вспоминаю даже, не молюсь и не уповаю на Него.

Старик вздохнул. Потом возложил левую руку на лоб Артёма, а правой перекрестил, что-то неразборчиво шепча.

— Так делают только сильные духом своим, уверенные в себе люди. Не в чем тебе винить себя. От того, что мы часто молимся, да взываем к Богу, Он ведь не станет нас больше любить? В том то и дело, несмотря ни на что Он любит нас всех всегда и одинаково. Достаточно время от времени глянуть на солнце, полюбоваться благодатными лучами его, считай, что Бога ты и поблагодарил. Он ведь смотрит на нас сквозь солнце, слепит своей любовью его лучами. На миг твой взгляд пересечётся с Ним, и достаточно того: считай, глотнул сполна любви этой. А в храме Божьем лучики эти прямо в душу каждого попадают, наполняют её благодатью, потому что здесь душа как дома, не таится, наружу выбирается из тел наших бренных.

— Батюшка, как-то странно такое слышать от вас.

— Старый я уже, говорить только то, что думаю, сил хватает, — немного смущённо пробормотал старик.