Комиссия из замечательных, археологов, к слову сказать, хорошо оплачиваемых, с рвением, достойным лучшего применения, принялась за разборку подтяжечных залежей. В короткий срок музей имени Ивана Гавриловича обзавелся таким количеством исторических экспонатов, на котором без труда можно было бы перевешать всех людей, носивших когда-либо подтяжки.
Прошло некоторое время. Как-то, обозревая свои сокровища, Иван Гаврилович на подтяжках с ярлычком римского гладиатора Спартака обнаружил затертую надпись. С помощью многократного фотографирования на затертом месте удалось выявить марку одной современной германской фирмы. Это дало толчок к переоценке подлинности всей коллекции. Была создана вторая Комиссия, уже из самых замечательных археологов. К концу второго месяца работы Комиссии все экспонаты были признаны поддельными, за исключением подтяжек самого основателя музея — Ивана Гавриловича (Ряхин никогда подтяжек не носил). Да еще подтяжки Адама, доставленные католическим священником, оказались действительно принадлежащими Адаму Мюллеру, немецкому часовщику, замечательному своей близорукостью.
После усиленных трудов второй Комиссии в музее болтались в печальном одиночестве только одни подлинные подтяжки — подтяжки Ивана Гавриловича. Остальные, как сомнительные, были принесены в дар венскому музею имени Марии-Терезии.
Ни Ряхин, ни Иван Гаврилович не были обескуражены этой неудачей. Ведь кроме побочных целей социальной пользы, главной их задачей являлось уничтожение мешающих жить миллионов. А миллионы быстро таяли.
Друзья в каком-то идейном угаре метались по всему свету. Идеи рождались одна за другой. В одном месте они культивировали умственные способности люден, в другом — физические. В Англии, в классической стране спорта, они основали общество прыгунов, девизом которого было: «Прыгай выше головы». В короткий срок члены общества натренировались до такой степени, что всем известной пословице «выше головы не прыгнешь» угрожала серьезная опасность выпасть из разговорного языка. И действительно, на первой же Олимпиаде прыгунов один паренек скакнул так высоко, что уложил пословицу на обе лопатки, за что и получил первый приз. Паренек оказался русским. Благодаря этому, на почве национальной гордости, между Англией и Россией едва не произошел разрыв дипломатических сношений. Ивану Гавриловичу и Ряхину, как угрожающим политическому строю Британской Империи, навсегда был запрещен въезд в местности, где развевается британский флаг. Та же неудача постигла пионеров кусания собственного локтя и в ряде других стран. На родине, в России, доклад украсился такой резолюцией: «Опасно и не во благовремении».
Трудно сказать, до чего дошли бы наши друзья, опечаленные крушением локтекусательной идеи, если бы администрация Дворца Голодного Ума не вызвала их в известный нам городок на Волге. Приближалось время экзаменов для питомцев Дворца.
Когда Ряхин и Иван Гаврилович прибыли на место, они были изумлены картиной жизни в этом святилище науки. Повсюду лениво бродили раскормленные, ожиревшие фигуры с тупыми, сонными, лоснящимися физиономиями. Кричали и переругивались сварливые, расплывшиеся женщины. Пищали беспризорные, лишенные ухода, грудные младенцы. В лабораториях сушилось белье. Кое где играли в кегли и на биллиардах, кое-где шли оживленные танцы с обильной выпивкой. Администрация, разжиревшая не в пример прочим, на все вопросы только разводила руками и что-то бормотала о непригодности климата для успехов мысли. По ее мнению, Дворец Голодного Ума следовало передвинуть южнее, куда-нибудь в Крым, и значительно увеличить сроки для усовершенствования изобретателей.
При проверке успехов гениев, основатели Дворца очутились как бы в роли подсудимых. На них набрасывались, как на эксплоататоров чужого мозга, предлагали попробовать изобрести что-нибудь самим, а не загребать жар чужими руками, упрекали в недомыслии, выразившемся в неудачном выборе местности, в скаредности, не позволяющей работникам мысли пользоваться самым необходимым, например, солидным выбором вин излюбленной марки, скаредности, от которой страдали сложные процессы творчества и т. п. В заключение, все пансионеры, как по уговору, потребовали увеличения срока для завершения своих работ от десяти до двадцати лет.
Наши друзья, не обмолвившись ни единым словом, пришли к одному и тому же выводу: голодный ум, будучи упитан и избалован праздностью, перестает быть творческим. Этот момент сыграл роль поворотного круга в жизни Ивана Гавриловича. Недалекий миллионер, осмыслив эту простую истину, начинает перерождаться в другого человека
Что касается Ряхина, для него на первом плане стоял опыт, проба, эксперимент. Он получил возможность лишний раз заглянуть во внутренний механизм человека, проверить его движущие пружинки, и остался доволен. Для него не важно было, в каком объеме, в каком масштабе вести опыты, лишь бы вести. Когда у него не будет средств на большее, он примется дрессировать ежа или анатомировать лягушку. Про людей, подобных Ряхину, говорят, будто они родятся в сорочках. Они носят внутри себя то, что называется счастьем, то-есть — полное внутреннее удовлетворение, способность пользоваться радостью жизни при всяких условиях и во всяких обстоятельствах. Кроме всего, такие счастливцы обладают секретом заражать своей жизнерадостностью тех, кто близко с ними соприкасается. Они — настоящие люди.
Рассказчик замолчал и подбросил в костер кедровых ветвей. Эта жертва огню ярко вспыхнула, окрасила отблеском багрянца группу полураздетых людей, застывших в свободных, непринужденных позах. Никто не пошевелился. Вся группа казалась прочно вылитой из меди, только глаза, зажженные жадным любопытством, лучились по живому. Молчание несколько затянулось. Наконец, горбун, сидевший в позе собирающейся прыгнуть лягушки, не вытерпел и спросил:
— А где он теперь, этот… Ряхин?
Мирон улыбнулся.
— Вот видите… я так и думал, что главным действующим лицом в моем рассказе является не сам миллионер, а именно он, Ряхин. Ряхин сейчас… Впрочем я доскажу все по порядку. Постараюсь быть краток, главное мною все сказано.
Ученые болтают, будто наша Земля бегает по какому-то кругу, на манер шарика, который катится по ободу колеса. И будто ровно через год возвращается к тому месту, откуда вышла год назад.
Так вот, пока эта вертушка Земля успела сделать свой полный круг, Ряхин сумел освободить богатого наследника от его обузы. Именно — ровно в год. Хотя и по истечении этого срока наши герои продолжали пользоваться некоторым кредитом, на самом деле их миллионы улетучились. Они были свободны.
Теперь представьте себе паршивенькое внутреннее море и паршивенький пароходишко. Стоит душная летняя ночь, и светит полная самодовольная луна. Пассажиры, не торгующие поэзией в разнос, спят, кто где попало. На палубе только две бодрствующие фигуры, да и те больше похожи на надгробные памятники, чем на живых людей. Эти двое — наши старые знакомцы. Друзья стоят, перегнувшись через борт, и наблюдают, как из-под ленивого парохода убегают ленивые волны. Думают ли они о чем-нибудь? Думают. И, как увидим из дальнейшего, об одном и том же.
Молчание нарушает Иван Гаврилович:
— Ты подсчитывал?
— Подсчитывал, — сразу отвечает Ряхин.
ebooksa