Что мне было на это ответить? Пожалуй, ничего. В некоторых ситуациях пустота слов особенно очевидна. Тем более когда речь идет о любви. А впрочем, если уж говорить честно, то пустота слов, как болезнь всех времен от сотворения мира, очевидна всегда. Мало кому удается наполнить ее смыслом. Вот и сейчас, вместо того чтобы произнести нечто умное, я зачем-то сказал:
– Завтрак, как обычно, в девять утра. – И откланялся.
Я был уверен, что где-то внизу, в холле, меня поджидает Гамаюнов. И не ошибся. Проказник плейбой нахально развалился в кресле и считал на потолке мух. Мускулатуре его мог бы позавидовать Шварценеггер.
– Итак, – произнес я, усаживаясь в кресло напротив, – это называется – геронтофилия, если вам интересно.
– Не понимаю, о чем вы, – усмехнулся Парис.
– О вашей тяге к пожилым женщинам. Которые вам годятся в мамы и бабушки.
– Ах, вот оно что! Ладно. Только не говорите о том, что видели, моей Харимаде. Маришка очень ревнива. Иначе я вас убью. Шутка.
Однако сказано это было вполне серьезно. Но я пропустил его слова мимо ушей. Мне достаточно часто угрожают, а некоторые особо нервные пациенты порой и кидаются на меня. Не привыкать.
– Ей, насколько мне известно, тоже хорошо за пятьдесят? – спросил я.
– Так точно, гражданин доктор, – отозвался он. – Может быть, вы и правы. Меня действительно привлекают дамы в возрасте. Сам не пойму – почему так? Молоденькие девицы никогда не нравились. У меня и первой-то женщиной, когда мне исполнилось двенадцать, была старуха-соседка. Я подглядывал за ней в замочную скважину, когда она принимала ванну, и вовсю онанировал. Она услышала, открыла дверь и пригласила искупаться вместе. Долго я не раздумывал. Потом пошла череда других бабушек. Иных-то я и не знал.
– У вас есть мать? – поинтересовался я.
– Умерла при родах, – сказал он. – Воспитывала меня старшая сестра. Я младше ее на пятнадцать лет.
– Вы испытывали к ней сексуальное влечение?
– Как сказать… Возможно. В детстве она часто ласкала меня. Ну, вы понимаете? Повсюду. Я возбуждался. А она смеялась. Но до инцеста даю не доходило. Хотя ей нравилось смотреть, как я кончаю. И позволяла трогать себя.
– Сейчас вы видитесь?
– Нет, она тоже умерла. К сожалению. Погибла.
– Как это случилось?
Гамаюнов помолчал, потом коротко произнес:
– Трагическая нелепость.
– А конкретнее? Это произошло на ваших глазах?