– За что же я плачу вам деньги? – с вызовом сказала она. – За удовольствие каждое утро видеть вашу глухонемую мегеру с выпяченной губой? Я ее просто-таки ненавижу. Я боюсь. Мне кажется, она хочет меня удушить. Сегодня же съеду из вашей клиники!
– Присаживайтесь, – мягко сказал я. – И прошу прощения. А на Параджиеву не обращайте внимания и не опасайтесь, она идеальная медсестра. Мухи не обидит. Так что за письмо вы получили из Штатов?
– Мухи… – повторила раздраженно Ахмеджакова, но все же уселась в кресло. – Мухи, может быть, и не прихлопнет, но когда она меняет мне постельное белье и держит в руках подушку, у нее такой жуткий взгляд… что меня мороз продирает по коже!
«Не надо каждую ночь мочиться в кроватку», – хотелось сказать мне; я бы, на месте Параджиевой, тоже страстно желал бы задушить такого энурезного пациента.
Между тем поэтесса вытащила из конверта ксерокопию фотоснимка. На нем была запечатлена она сама, но все лицо – в мелких рваных дырочках. Как решето.
– Смотрите! – сказала Ахмеджакова, бросив снимок на стол. – Полюбуйтесь, что прислал мне мой бывший муженек, Гельманд!
– Это тот, в инвалидном кресле? Который бросает дротики? – Я стал разглядывать ксерокс на свет.
– Ну! Он. С-скотина. Морда жидовская.
– Не надо так.
– А что мне прикажете думать? Прислал какой-то дуршлаг, издевается, унизил мой божественный лик, а я должна выбирать выражения, еще и жалеть его? Поеду в Штаты и сломаю ему правую руку. Которой он метает дротики. И левую тоже, на всякий случай. Нет… Я лучше дам некролог в газете о его смерти. Скоропостижно скончался от простаты великий русскоязычный драматург, и так далее. И пошлю вырезку ему. Потом буду эти некрологи публиковать каждые три месяца – у меня много знакомых главных редакторов…
Я еще примерно около сорока минут выслушивал Зару Магометовну, пока она немного не угомонилась, даже порозовела от облегчения. Но весь поток ее брани застрял во мне. Так оно всегда и бывает – я принимаю на себя весь негатив своих пациентов.
– Пойду слагать стихи, – с воодушевлением сказала она. – Из меня сейчас так и льется, так и льется!..
Она упорхнула, а я, немного подождав, сам торопливо покинул комнату с фальшивым камином. И направился через парк к гроту.
Сначала мне навстречу попались увлеченные беседой Тарасевич и Кадлистрат, затем – одиноко прогуливающийся Сатоси, а за ним – будто выискивающий что-то на земле Бижуцкий. В теремке весело болтали пилот Зубавин и Лена Стахова, рядом застыл, прислонившись к дубу, Стоячий, а из-за кустарников выглядывал Волков-Сухоруков, чье присутствие можно было обнаружить и по дымку из трубки. Еще кто-то (я не успел разглядеть) свернул с аллеи при моем приближении на боковую тропку и быстро скрылся. Когда я выбрался на дорожку, вдоль которой росли мексиканские кактусы, то увидел Левонидзе. И сразу понял, что случилось нечто непоправимое…
Он шел, покачиваясь, словно был пьян. Одежда запачкана известью, волосы всклокочены, лицо тоже измазано грязью. Но главное – кровь. Она была на ладонях, подбородке, воротнике рубашки и коленках. Я испугался, что сейчас Левонидзе налетит на один из кактусов, напорется – так сильно его шатало. Ринувшись вперед, едва удержав его тело от падения, я сильно встряхнул моего помощника. Он несколько пришел в себя, узнал меня и прошептал:
– Я… я не убивал ее… это не я…
– Что случилось? – тоже шепотом спросил я. – Где Ползункова?
– Там! – Георгий махнул рукой и сторону грота. И добавил: – Я оттащил ее вниз… еще глубже, в пещеру… в катакомбы…
Мне пришлось снова потрясти его, чтобы он окончательно пришел в чувство.
– Говори, – произнес я. – Все как было.
ebooksa