– Можешь не продолжать. Догадываюсь. У него «работа такая».
– Париса-Гамаюнова, – все же произнес Левонидзе. – Вот ведь стервец, пакостник!
– Не надо так, он болен.
– Он здоров как бык. Производитель. Даже имел наглость поздороваться со мной. Я показал ему кулак, положил часики на стол и удалился. Так и хотелось набить ему морду.
– Он крупный мальчик, – сказал я, а сам почему-то подумал, что вскоре эти часики и зажигалка вновь окажутся у меня в кармане. Кто-то надо мной просто издевается таким способом.
– Этот красавчик скоро перетрахает всех баб в клинике, включая Параджиеву, – заметил мой помощник.
– Что же – кастрировать его? – усмехнулся я.
– Почему нет? По крайней мере, насчет Ползунковой… как бы он не перебежал нам дорогу.
– «Нам»? – переспросил я, останавливаясь.
Левонидзе понял, что допустил оплошность, немного смутился, но отступать было поздно.
– Договаривай уж, – жестко сказал я.
– Я имею в виду, как бы она не переписала свое завещание на него, Гамаюнова, – ответил он, стараясь не смотреть мне в глаза.
– Откуда ты вообще знаешь про завещание?
– Ну… знаю, и все.
– Ты подслушивал наш разговор с Аллой Борисовной в гроте.
Я угадал. Левонидзе лишь кивнул и проворчал:
– Случайно вышло. Нечего было так громко болтать! Из пещеры звуки разносятся далеко. Да и что в том особенного? Все равно это секрет полишинеля – мадам не умеет держать язык за зубами. Вскоре об этом только глухой не услышит. И я, честно говоря, даже обрадовался. Потому что нам нужны в клинику финансовые вливания, сам знаешь. Бюджет по швам трещит, кредиты не все выплачены. А я вроде бы твой младший компаньон, если ты еще не забыл. У меня доля акций.
– Не забыл, – сказал я. И добавил: – А ведь это ты убил ее кошечку.
– Принцессу-то? – усмехнулся Левонидзе. – За что я тебя люблю, так это за твою проницательность и ум. Но в практических вопросах ты скорее профан, чем деятель. А я хочу удержать клинику на плаву.
– Поэтому мечтаешь отправить вслед за Принцессой и ее хозяйку? И сделать это поскорее, пока ее завещание в силе? А при чем тут несчастная кошка? Рассчитывал, что Ползункова от горя тут же окочурится?