— Эту женщину вы тоже не знаете?
— Нет, — буркнула Пуйдокас, едва взглянув на Кобылинскую и отвернувшись.
— А вы, Клавдия Михайловна, наверное, тоже?
— Не знаю.
— Да… трудное это дело — делать вид, что не узнаешь старых знакомых, — заметил Михеев. — Ну что же, зайдем, так сказать, с другой стороны. Вот Анеля Викентьевна утверждает, что все вещи, которые давал им на сохранение ваш муж, в том числе и мешочки Гендриковой и Никодимовой, возвращены вам в целости и сохранности. Викторина Владимировна искренне возмущена тем, что ее вещи были переданы не по назначению и, вероятно, использованы на себя.
— Как возвратили?! — вскинулась Кобылинская. И, посмотрев на Пуйдокас, глухо и зло добавила: — Вам этого не следовало бы говорить, Анеля Викентьевна! Как вам не стыдно?!
— Ну вот, теперь вы все трое и познакомились, — подвел итог Михеев.
Заочный портрет Пуйдокаса, нарисованный его знакомыми, полностью совпадал с оригиналом — Михеев убедился в этом, едва увидел Константина Ивановича, прочно и независимо утвердившегося на стуле, который глухо хрустнул под ним. Разве только одет был попроще, в недорогой, но аккуратный и хорошо сидящий на нем костюм, да цвет лица, которым восхищались знавшие его, несколько потускнел — как-никак, вторая половина шестого десятка.
— Чем могу?.. — осведомился он с независимым видом.
— Можете многим, — ответил без иронии Михеев, вглядываясь в его резко очерченное, с крупными чертами лицо. — Если, конечно, захотите… Но и если не захотите, я думаю, тоже придется помочь.
— Угу, — отозвался понимающе Пуйдокас.
— Вот поэтому давайте сразу и выясним — хотите или не хотите. Имеете ли вы где-либо спрятанные драгоценности?
— Да, имею, — помолчав, ответил Пуйдокас.
— Где, что?
— В ста километрах от Тобольска. В земле закопан паровой котел. И вся арматура к нему.
Михеев пристально посмотрел на него.
— Нам известно, что весной 1918 года полковник Кобылинский передал вам драгоценности царской семьи. Где они?
— А вы считаете, что я знаю об этом?
— Считаю.
— Угу, — снова буркнул Пуйдокас. — Но я не знаю.