— Что? Заговорило интендантское начальство? Не беспокойся, батько, прокормим.
— Не об этом речь, Шура… — уже серьезно заговорил Опанас Гаврилович. — Прокормить — второе дело. Мне кажется, иначе надо поступать. Тебя особенно касается.
Шерали удивленно поднял брови.
— Да, да, Шура… Ты комиссар. Человек от партии. Что бойцы опытные будут у нас — замечательно. Чем больше, тем лучше. А народ?.
— Что народ? — все еще не понимая, переспросил комиссар.
— Народ мы должны поднять. Ясно? Весь народ! Пока что получается?
Опанас Гаврилович осмотрелся, словно хотел найти в комнате наглядные примеры. Задержал свой взгляд на окне. За стеклом молчал лес — темный, настороженный.
— Видишь, сила какая? А если бы тебе вздумалось саженец в степи оставить? Один оставить? Представляешь, как бы он дрожал и гнулся? И кто его знает, выжил бы или нет?
Старик встал, прошелся по комнате. Тишину нарушил скрип половиц.
— Так и люди в одиночку будут себя чувствовать. И силы у каждого есть, и ненависти хоть отбавляй. Но человек один. А над ним не ветерок — буря проносится. Страшная буря. С корнем вырывает.
— Это я понимаю, батько.
— Понимаешь? — спокойно переспросил Опанас Гаврилович. — Хорошо. Теперь надо пересаживать одиночек. В одно место. Пусть растет стена.
Шерали тоже встал. Он подошел к окну и стал молча рассматривать лес. Шерали всегда так думал. Легче, лучше, удобней думать рядом с этим могучим другом.
Он стал вспоминать биографии людей, пришедших в отряд.
Телеграфистка Аня Маслова… Она принесла в своих глазах растерянность и даже испуг.
— Что же будет, бабушка? Это конец, бабушка?
Марфа неловко гладила девушку по голове и машинально повторяла:
— Ничего… Ничего… Выстоит Россия. Выстоит…
Шерали с болью смотрел на эту сцену, а в голове шевельнулась мысль: что же делать с этой девушкой? Нужны бойцы, а чем может помочь растерянная, испуганная девушка? Чем?
…Приехал внешне спокойный дед Митяй, давний знакомый Опанаса Гавриловича. Он шумно пил чай, изредка покачивал головой и сообщал прописные истины.