Хотя было и еще кое-что, но это кое-что было каким-то смутным, непонятным. Трудноуловимым…
— А за спиною рев и плач, — зачем-то процитировал я строчку из стихотворения Энни.
На кухне гремели чашки. Марина мыла посуду. Странно, но, несмотря на всю сумбурность ситуации и нелогичность решения, я, почему-то, был на сто процентов уверен, что поступил абсолютно правильно. Настолько я не был уверен, ни в одном своем решении. прямо какая-то всепоглощающая правильность. И так хорошо на душе. Светло. Как в детстве.
«Ну и как нам теперь друг к другу относиться?» — думал я, наводя кофе на следующее утро после бурной ночи с Аллой.
— С одной стороны, — сказал я вслух. — Что мы, дети малые? Люди взрослые, не потащит же она меня в загс. С другой стороны, забыть, что делили постель не получиться. То есть поведение все равно измениться.
Я отхлебнул из чашки. Посмотрел в окно.
«Может, позвонить?» — оформилась мысль.
Сказано, сделано.
— Да, — послышался в трубке хриплый женский голос.
— Привет. Ну, как ты? — спросил я.
— Какого черта ты ушел? — поинтересовалась женщина.
— Да хрен его знает, — честно ответил я.
В трубке помолчали.
— Давай, иди сюда. Повезешь меня, — сказала, наконец, Алла.
— Ладно, — согласился я.
На улице стоял туман. Не густой, так слегка беловатая дымка. Дышалось на удивление легко. Бодро я дошагал до остановки автобуса. Можно конечно просто дойти, тут все-то пара остановок (как я вчера и сделал), но сегодня было лень…
Квакнул звонок, за дверью послышались шаги, щелкнул замок.
— Заходи, — хмуро бросила мне Алла и ушла в комнату.
Кое-что уже изменилось. Раньше она никогда не встречала меня в таком виде. В смысле без косметики, не расчесанная даже. В халате. Я ее вообще в домашнем до сего дня не видел.
Я присел на табурет, стоящий у стойки с телефоном.