Исповедь странного человека

22
18
20
22
24
26
28
30

Почему, собственно, он считал, что Сергей относится к нему как-то по другому, чем остальные?

Женя вспоминал. Да, наедине он вел себя нормально. Но стоило появиться кому-то, и он в лучшем случае замолкал. Память беспощадно вытаскивала картины школьных будней.

Когда его закрыли в кладовке, в кабинете физики и исчеркали тетради всякими обзывательствами, он, где был, этот «дрюг Сережа»? Гоготал вместе со всеми. И шутил он больнее всего, так как знал больше. А прошлым летом, когда их класс ремонтировал спортзал, кто красил стену в раздевалке? Женя и Сергей, а точнее один Женя.

Как контрольная, то Сережа сразу за его парту. Обычно, кто сидел со мной? Никто. Зачем сидеть с тем, кого считают…

Да лохом считают, что себе-то врать!

Из глаз полились слезы. В сердце горела обида. Скрипя зубами, он отстирывал от грязи джинсовку, а в глазах стояла мутная пелена. Пролетали перед взором школьные годы, череда унижений, злых шуток, презрительных смешков.

«Марков — ботан», — как точка, пролетела строка из Светкиного дневника.

В горле стоял тугой комок. Вывешав куртку на балконе, он оперся на перила. Разгорался во всю день. Прошло часа три, как Аня ушла, а кажется так давно, как в другой жизни. Он замер вдруг.

В другой жизни.

Той жизни. Больше ему не надо шагать по осени в школу, и не будет больше ныть в груди утром второго сентября. Вчера он сдал русский в техникуме. Точнее вчера он узнал результат экзамена и увидел, что зачислен.

В душе как-то просветлело. Он больше не увидит своих одноклассников. Женя Марков, ботан и лох, сегодня умер. УМЕР.

Обида, сжимавшая горло, вдруг отпустила. Впереди август, потом техникум. Новая жизнь. И пусть эта сволочь Сережа, сука, идет на хрен. Он уже в прошлом. А кто мне куртку порвал? Никто, сам упал. Неудачно. Судьба, блин. Но я, без рук что-ли? Зашью.

Он обернулся в комнату. На столе лежало несколько книг по математике и русскому, листки, исписанные его не очень хорошим почерком. Как готовился к экзаменам, так и лежит все. «Убрать, все убрать», — толкнулась мысль, а ноги уже несли в комнату.

Так он еще наверно никогда не работал. Задавив чувство жалости, он сгребал и убирал в коробки все, что напоминало о школе. Старые тетради, пару грамот, ручки, линейки. Даже карандаши цветные, лежавшие в столе класса с третьего. Без отдыха и раздумий, в каком-то, как-будто в припадке, он маниакально стирал все признаки прошлого. Когда усталость все же начала брать свое, часы показывали уже пятый час вечера.

Комната казалась как будто нежилой, никаких признаков, что тут кто-то живет. Устало, бросив на кухне в угол тряпку, он вышел вновь на балкон. Казалось, вместе с его комнатой изменился весь мир вокруг. Как-будто он уезжал надолго и все хоть и также, как раньше, но кое-что изменилось…

Щелкнула входная дверь, в коридоре послышались шаги. На столик у зеркала звякнула связка ключей. Мама.

— Ты дома? — послышался родной голос.

— Да, мам, — ответил я.

Она вошла в его комнату и замерла.

— Я тут немного прибрался, — пояснил я изменение в обстановке.