Один бывший офицер, ныне успевший в карьере, сказал мне как-то:
— Меня мать родила, когда корову доила.
И мне стало приятно, что я не попал прямо из «Лазоревого царства» в такие страхи.
Меня мать родила очень хорошо: в избе, на полу, на свежей соломе, как и остальных семерых Мало того, я — первенец, и мать уверяет меня, что я вырос «на ладонке», т. е. взлелеян в детстве.
И это — правда. У меня в детстве была одна игрушка, ни в чем не уступающая городским: полированная ложа от шомпольного ружья, сломанная в шейке. И вот документ, подтверждающий высокое качество игрушки: взрослый пастух и то не устоял перед соблазном и, завладев ложей, компенсировал меня кнутом, «гаркающим, как, пушка»…
Это говорит мать (сам я помню ложу еле-еле, то ли у меня была, то ли нет).
А дальше запомнилось на век вот что.
Первым запомнилось одеяло. Яркое, сшитое из разноцветнейших лоскутов, оно — как бы эмблема моего детства.
Вот:
Я нашел маленький, складной нож, сделанный из косы. Он, вероятно, пролежал зиму и весну — сильно заржавел. Обрадованный находкой, я схватил его, но тут же бросил.
Кто научил меня суеверью? Будто: нож поднимешь, рука отсохнет…
(Теперь-то мне понятен великий смысл этого поверья).
Потом в воспоминанье вмешался отец:
Я знал, если в пыльную завитушку вихря воткнуть нож (в землю), то он будет в крови — «врага, де, зарежешь». Как получилось — не помню. Должно, я рассказал отцу. Только, однажды, вихрило на улице и отец предложил мне, подавая сапожный нож (он из первых — сапожник по селу):
— На, поди и воткни!
Я послушался.
… Вспоминаю и иной клочек детства:
Мать и отец шепчутся. Мы с сестренкой лежим на полу. Я до боли в ушах прислушиваюсь, дерзая узнать секрет родительский:
— А их на кого оставишь? — мать о нас.
Отец гудит громко, но невнятно.