Мир приключений, 1928 № 11-12

22
18
20
22
24
26
28
30

Мистрис Болт умерла, когда Эми едва исполнилось девять лет. Других детей не было. Эми росла одна в старом, тщательно содержавшемся фермерском доме. Одна, потому что никто не мог счесть мистрис Гатлинг за общество, а сам Амос Болт никогда не тратил понапрасну слов и не выказывал своих чувств даже к дочери. Мистрис Гатлинг, глухая, молчаливая, вечно раздраженная своим пьяный мужем, ежедневно приходила на ферму убирать и готовить, за что получала еженедельное жалованье в десять шиллингов[6]. Она прекрасно исполняла все это втечение шести лет, не пропустив ни одного дня по болезни или ради развлечения, пока Эми не исполнились пятнадцать лет и она не научилась готовить мясо и печь пироги. Тогда мистрис Гэтлинг рассчитали и Эми было сказано, чтобы она делала ее работу. Готовила Эми не так хорошо, особенно вначале, но Амос Болт сберегал десять шиллингов в неделю.

Кроме домашней работы, на попечении Эмм был и птичник около пятисот цыплят, несколько уток, гусей и индейских петухов. А когда один из рабочих заболевал или по другой причине получал немедленный расчет, подразумевалось, что Эми если и не заместит его, то все же может заполнить пробел и возьмет на себя и какую-нибудь работу по ферме. Она часто исполняла работу коровницы.

Эми не любила отца и не ненавидела его, а просто боялась. Их отношения были почти такие же, как между хозяином и прислугой. Она слушалась его, никогда не спорила, да и редко разговаривала с ним. Сидя друг против друга за кухонным столом в будни и за столом красного дерева по воскресеньям, отец и дочь молча ели свой бед. Эми никогда не могла забыть, как он побил ее, когда еще маленькой девочкой она продолжала говорить, когда он сказал ее замолчать. Он пустил в ход легкую тростниковую трость и рубцы оставались на спине Эми почти две недели.

Когда Эми исполнилось девятнадцать, Амос Болт сказал:

— Тебе сегодня девятнадцать лет, правда? Растешь! Я хочу тебе дать денег. Ты должна узнать цену деньгам и лучше начать теперь же.

Он давал ей три фунта первого числа каждого месяца на одежду, мелкие расходы и для помещения в почтовую сберегательную кассу. Он поучал ее, чтобы она откладывала, на крайней мере, половину.

Года два после этого, когда ей было около двадцати одного года, Эми встретила в жаркое июньское воскресенье Дика Меррелл. Эми навсегда запомнила точное время и место этой встречи. Люди говорили про нее, что она скупа. — Такая же, как отец; скоблила бы дорогу руками, чтобы найти грош.

И говорили, что она гордая.

— Никто не хорош для нее.

Во многом она, действительно, была похожа на отца. Она унаследовала его красоту, его силу, его суровые черные глаза. И она была также сдержанна, как он, не искала ничьей дружбы. Единственное дитя, выросшее в одиночестве, она считала, что одиночество это в порядке вещей. Иной раз в воскресный день кто-нибудь из деревенской молодежи пробовал подойти к ней, но ей всегда были неприятны неловкость, полунервность, полугрубость, которую парни вносили в свои любовные дела.

Это превзошло, когда Эми возвращалась от старой тетки Бетти. Он стоял возле дороги, прислонившись к изгороди, смотрел на Эми и улыбался. Эми на мгновение остановила на нем свои черные глаза. Потом вдруг смутилась и поспешила мимо его дерзкого, красивого лица.

— Идете домой? Мне по дороге о вами!

Ей нравился его голос. В нем точно был скрытый смех и в тоже время он был почтителен, мягок. Ей нравились его светлые волосы, кудрявые, спутанные, с рыжеватым оттенком. И манеры такие не похожие на то, что ей уже приходилось встречать и отталкивать. Дик Меррель не был похож на других молодых людей.

Она улыбнулась, кончики ее полных, красных губ поднялись, темные глаза вдруг засияли…

Было половина одиннадцатого, когда она вернулась домой. Но она не боялась. В первый раз в жизни она чувствовала себя равной отцу.

На кухонном столе были остатки его ужина. Сам он ушел в комнату, которую называл «конторой». Тут он хранил свои бумаги и расчетные книги и принимал по делам торговцев. Эми подметала и убирала эту комнату каждый четверг, но никогда в другое время не бывала в ней. Комната эта едва входила в план ее жизни. Это — было просто «там», место, куда отец уходил каждый день после ужина. Он никогда не звал ее туда с собой.

Но сегодня все было иначе. Она подошла к двери, постучала и вошла.

Отец сидел за большим столам посреди комнаты, и она заметила, как подозрительно он прикрыл кучку денег, лежавшую на зеленой скатерти. Она заметила и то, что это была кучка золота, а рядом лежал замшевый мешочек.

Он взглянул на нее и нахмурился.

— Что тебе нужно? — грубо спросил он.