Из породы огненных псов

После пережитого осеннего кошмара с явлением у мусорки призрачного «баскервиля», заводчик, наконец-то, оставил мысль найти Кристу и больше не докучал бывшему её хозяину прожектами о поимке беглянки. Тем более, что осмотр места происшествия, предпринятый им на следующий слякотный день, следов собаки, ни живой, ни мёртвой, не выявил.

— Стало быть, и впрямь сгинула вместе со щенком — решил собачник и поставил на этой истории крест. — Других псов, что ли, мало?!

И он уехал подальше от лесхоза на поиски собак для закрытых собачьих рингов. Гнусное его занятие заключалось не только в обеспечении поединков природными бойцами-стаффордширами из своего питомника. Он привозил для схваток и других больших сильных собак, чтобы на ринге стравливать их со своими стаффами-гладиаторами. Собаки поставлялись любых пород, неважно, с опытом единоборств или нет. Было бы в кого вонзать клыки «калиброванным» драчунам из его и других семейств.

Традиция собачьих боёв перекочевала к нам не откуда-нибудь, а из добропорядочной чопорной Англии. На Британских островах испокон века были в чести кровавые игры вроде травли медведей и быков. К счастью, к началу XIX века такой спорт подпал под запрет в числе других жестоких развлечений. Однако джентльмены, не желая расставаться с привычкой подпитки крови адреналином, активно переключились на истово любимых ими собак. Собачьи бои стали стремительно набирать популярность. Технически организовать такой бой было значительно проще и безопасней, чем травлю крупных животных. И к середине XIX века собачьи бои сделались широко доступной кровавой азартной забавой. Кроме того, покупатели и продавцы собак часто рассматривали собачий бой как проверку рабочих качеств животных. Собак выпускали на арену, отгороженную от зрителей (так называемый «пит», яма), и последняя собака, не выбывшая из строя, объявлялась победителем. Хватка и «игривость» псов ценились особенно высоко, а собаку, уклонявшуюся от боя, называли «трусливой дворнягой». Хозяева собак и судьи удерживали четвероногих участников перед схваткой, поэтому собаки, люто ненавидя своих собратьев, не теряли доверия к людям.

К счастью, постепенно приверженцы собачьих боёв превратили их из дикой забавы простонародья в рафинированный спорт, практически исключающий жестокие моменты.

Запрещённые и оттого весьма закрытые ринги, на которых подвизался наш заводчик, не имели ничего общего со спортивными собачьими поединками, проводящимися в последние полтора века по строгим правилам. Здесь была безобразная забава кровожадных толстосумов, откровенные бои без правил, тщательно скрываемые от широкой публики, тем паче от властей. Ради конспирации подобные зверские шоу случались нечасто, в разных углах пригородов, место их устроения объявлялось только узкому кругу участников и только перед самым проведением. Ставки в этом тотализаторе были неимоверно высоки, а собаки грызлись насмерть. В выпускаемых парах не учитывались ни вес, ни возраст, ни пол — главное, чтобы драка была пожёстче да покровавее.

Одна-то из таких боен и была назначена на первые дни весны. Так совпало, что место подобрали на тех самых ещё не вскрывшихся болотах окрест лесхоза, где по забывающимся уже прошлогодним россказням обитал призрачный «баскервиль».

Сроки уже подходили, а у заводчика вольеры ещё не были полностью набиты выловленной краденой собачнёй. В городе удалось разжиться парой доберманов, четыре овчарки из частного питомника жалобно поскуливали от голода — нынешний их хозяин-убийца не считал нужным кормить обречённых пленников: злее будут. Молоденькая сука-кавказска испуганно озиралась из угла, да два двортерьера тряслись, как в лихорадке. Вот и всё. Правда, ещё скалился и рычал богатырских размеров алабай, уведённый у раззявы-фермера, такой справный, что и на ринг жаль отдавать. Но к имеющимся невольникам нужна была хотя бы пара собак побольше — таких, как этот красавец из числа азиатских сторожевых, к примеру. А время, время поджимало, два дня всего в запасе, придётся прошерстить ближние поселки…

Так решил заводчик, и по старой недоброй памяти подался в сторону городка и лесхоза — авось кого там встретит.

Подъезжая к лесхозу, он едва не подпрыгнул от радости: навстречу его фургону важно вышагивал щуплый юнец, ведя в поводу здоровенную рыжую собаку. Такие экземпляры даже в практике нашего специалиста-душегуба встречались нечасто. Сразу видно — собака хорошо содержится, полна сил и очень подвижна. А что молодая и не вошедшая еще в тело — так тем и лучше, лишку не навредит его клыкастым «птенчикам». В общем, как раз подходит для подпольного ринга, дольше будет сопротивляться и по яме скакать. Да и взять её у пацана труда не составит.

— Ишь какая тут справная рыжая бестия завелась — потёр руки заводчик. Конечно же, в этот момент ему, озабоченному совсем другими печалями, и в голову не могло прийти, что он снова напал на след собаки своего собственного производства. Возможно, вглядись он получше в Жульку, что-нибудь да шевельнулось бы в его изощрённом уме. По крайне мере, он мог бы задаться вопросом, откуда здесь, где когда-то обитала Криста (или её призрак), взялось молодое животное с такими идеальными пропорциями, внушительными габаритами и характерными для кане корсо формой головы с постановкой передних лап.

Но этот лучший враг собак ни о чём другом, как о недокомплекте смертников для послезавтрашнего ринга, думать в то время не мог. И собака эта его заинтересовала сугубо в плане возможности ликвидировать имеющуюся брешь.

— Мальчик, не подскажешь, где дедушка Витя живет — вспомнилось знакомое с осени имечко. — Ну, тот, у которого ещё собака такая же красивая, как у тебя — Бобин, что ли?

— Не Бобин, а Робин, только он совсем не такой, тоже мне сравнили — почти оскорбился Славик. — Собаки этой уже нет, а дед Витька — он вон там, в сарае заседает.

— А не позовёшь ли его?

— Почему сами не хотите?

— Да он, чего доброго, решит, что я из полиции, за самогон гонять приехал, да и не выйдет. А он мне очень нужен — про собаку его хочу как следует расспросить. Непростая была собака, очень непростая, сильно меня интересует — продолжал врать по ходу пьесы заводчик. — Давай, я твоего пса пока подержу, а ты сбегай.

— Это не пёс, это девочка. Ладно. Жуля, сидеть, ждать.

Ах Славик, ах, школяр нерадивый! Как же ты забыл главное правило собаковода, много раз внушаемое тебе тётей Томой: никому и никогда не передавать поводка своего воспитанника! Этак легко увести твою собаку — дрянных людей, промышляющих кражей животных, встречается предостаточно. Крадут чаще всего молодых доверчивых ещё несмышлёнышей, чтобы потом владельцу же и вернуть его хозяйство — за приличный выкуп, разумеется. Помнишь, дружок: в пору твоего щенячества и с тобой приключилась подобная неприятность, когда парочка выпивох увела тебя почти от дома и буквально из-под носа зазевавшейся дочки. Уже через час они звонили нам, найдя телефон, выбитый на твоём ошейнике, и требуя денег. Пришлось второй раз заплатить за тебя — или за науку относиться к животному так же внимательно, как к маленькому человеку.

Услыхав, что кто-то со знанием вопроса интересуется не Витькиным пойлом, а его собакой (к которой мальчик тоже относился очень хорошо), он так удивился и обрадовался, что забыл строгий наказ: никогда никому из посторонних не разрешать брать на поводок твою собаку — будь то знакомые, а уж тем более малознакомые люди. Не задумался мальчишка и о том, а зачем, собственно, оставлять свою собаку с чужим — можно ведь и с Жулькой дойти до самогонного сарая. Всё, всё забыл он, желая угодить приличному дядьке на хорошей машине, приехавшему по душу давно в бозе почившего Робина.