Всё, Остапа понесло. Я же говорил – не укладывается у человека в голове, как это кому-то может быть неинтересно то, что интересно ему. Значит, несчастный просто не понимает, как это здорово, и нужное ему объяснить ещё раз, ага.
Мы, наконец-то, забрались на перевал, и от открывшейся картины буквально захватило дух. Красивейшие, поросшие могучим лесом горы с трёх сторон, а далеко внизу, в долине, раскинулся городок.
– Блин, красиво-то до чего…
– Ага. Но это отсюда. А в городе развал и упадок, обнищали в конец. Хотя вообще он своеобразный такой. Там трамвайные линии, а между ними лестницы, вместо переулков.
– Это как?
– Ну, вот так. Не везде, но во многих местах.
– Ну, тебе виднее. И где ножи твои?
– Сейчас, спустимся немного, увидишь. Там, кстати, и поесть можно рядом, и помыться.
Уже на последней трети спуска, Герыч попросил остановиться у непрезентабельного, сколоченного из досок дома, стоявшего метрах в двадцати от дороги. Перед домом, на простеньких фанерных стендах развешаны всякие острые и блестящие железки, вызывающие у моего товарища слюноотделение. Два мужика, высокий и не очень, курившие на крыльце, неспешно встают при нашем появлении.
– День добрый!
– Добрый…
Крепкие, жилистые, с жёсткими лицами. Я бы ночью в переулке с такими не хотел встретиться.
– Ножи бы нам посмотреть.
– Вот, пожалуйста, смотрите.
Герыч, бегло окинув взглядом экспозицию, поворачивается обратно к мужикам.
– А серьёзное есть что?
Мужик, что пониже, с лёгкой гримасой развёл лопатообразными руками.
– Что есть, всё тут. А на что посерьёзнее, это охотбилет нужен, сами знаете.
Герыч успокаивающе улыбается.
– Да не мент я. Боцмана знаешь же?