Митра,

— Все в порядке, дорогая! Черные дни позади. Наконец-то мы имеем то, чего так долго ждали. — Он поцеловал Кристину в щеку. Общество это заметило.

— Браво! — закричал консул.

— Господа! — включился полковник. — То, что каждый немец сегодня горд и счастлив, всем понятно, но то, — он посмотрел на Августа и Кристину, — что супруги после многих лет, прожитых вместе, воркуют, как пара голубков это, господа, действительно трогательно!

Кристина скромно улыбнулась. Бахман присоединился к полковнику:

— Если позволите, господин полковник, выпьем за здоровье госпожи Кристины, выдающегося немецкого антрополога. И за господина Августа, которого смело уже можно назвать Деттердингом нашего времени.

В этот момент радио из Берлина передавало следующие известия:

«…Наша героическая армия заняла Минск и Львов. Немецкие и финские войска перешли в наступление с территории Финляндии в направлении Мурманска…»

Все гости поднялись со стульев. Хозяин наполнил рюмки и произнес тост:

— За победу!

Из репродуктора звучали марши. Вести с фронта вызвали общий энтузиазм.

— Кажется, англичане опять нажимают на шаха и требуют убрать наших специалистов и советников из Ирана, — сказал после очередного тоста полковник.

— Но, к счастью, шах делает вид, что ничего не видит и не слышит, — вмешался консул. — Нет, господа! Шах для нас пока еще не потерян. Смотрите: настроения в иранской армии решительно направлены против англичан. Не знаю, слышали ли вы, с каким неуважением обращаются здешние таможенники с пассажирами, прибывающими британскими пароходами. Английские самолеты, направляющиеся в Индию, вынуждены далеко облетать стороной Иран, потому что шах не разрешает им пролетать над своей страной. Все эти факты подтверждают однозначно, что атмосфера в Иране способствует нам, а не Великобритании…

В гостиную вошла Наргис и принесла на подносе письмо, адресованное госпоже фон Витгенштейн, которое несколько дней назад по просьбе Генриха девушка опустила в почтовый ящик. Кристина узнала почерк сына и задрожала. Она незаметно удалилась в ванную комнату и прочла письмо. Панический страх и бессильная злоба овладели ею. Умыв лицо холодной водой, женщина села на табуретку. Она сидела, потеряв счет времени, пока не вошел Август.

— Что с тобой происходит?

— Он может в любой момент прийти, — ответила Кристина.

— Кто?

— Генрих, — сказала она почти шепотом. — Господи! Это как гром среди ясного неба. Взгляни на письмо. Он собирается прийти сюда. Безумец! Смеется над всем, над нашей честью, фамильной гордостью, традициями, над нашим будущим Я тебе говорю, он появится здесь… Это сумасброд, я его знаю…

Август прочитал письмо, и лицо его изменилось.

— Вот молокосос! Мы рисковали своей жизнью из-за него, а он теперь… — Август помолчал в негодовании, — смеет называть нас «хвостом змеи, голова которой находится в фашистской Германии». Какой негодяй! Надо было тогда замуровать вентиляционное отверстие, и все было бы спокойно. Не сделал я этого потому, что все же это наш сын. Но он подонок. Пацифист! Трус и предатель… Я его найду…

— Но что мы будем делать, если он все-таки… — беспомощно сказала Кристина.