На Дальнем Западе

22
18
20
22
24
26
28
30

— Да будет тебе, Джон, расхваливать нас! Каждый человек делает что может. Конечно, когда приходится драться с индейцами, я редко бью мимо. На моем карабине уже порядочно зарубок. Я, знаете ли, барышня, отмечаю зарубочкой на прикладе каждого краснокожего, которого мне удается отправить, извините, к чертям…

Бравый траппер смешался и остановился.

— Ну, идемте, ребята! — поторопился вывести из затруднения своих товарищей агент. — Может быть, уже пора нашим карабинам подать голос. Мне кажется, что я слышу завыванье индейцев.

— Постойте, Джон! — остановил агента молодой Деванделль. — Ну, хорошо, мы тут будем защищаться. А как же быть с нашими лошадьми, что пасутся на лугах, и со стадами коров и овец, которые находятся там же?

Джон пожал плечами:

— Что делать, мистер Джордж? — сказал он угрюмо. — Теперь уже невозможно заботиться о том, чтобы согнать стада во двор гациенды…

— Но индейцы могут перебить бедных животных! — почти с отчаянием воскликнула Мэри, и глаза ее наполнились слезами.

— Что делать, повторяю я, — опять сказал траппер. — Нам не до лошадей и коров! Дай Бог, чтобы свою-то жизнь спасти… Конечно, тяжело сознавать, что эти краснокожие демоны в один час уничтожат огромные стада — богатство гациенды. Но мы совершенно лишены возможности воспрепятствовать этому. Лучше пожертвовать коровами и лошадьми, чем людьми… Когда мы отобьемся…

В этот момент загремели ружейные выстрелы, и вслед за тем донесся тревожный крик:

— К оружию! Индейцы!

XI

Гациенда в осаде

Джон, оба траппера и дети полковника Деванделля бросились на двор гациенды, забыв об оставшейся в зале индианке. Выбежав, они увидели, что негры и мулаты, руководимые мажордомом, уже подняли мосты и заняли места у палисада, ожидая нападения индейцев. Защитники гациенды, как агент мог убедиться с первого взгляда, были вооружены гораздо лучше, чем янки этого ожидали: тут было не менее двадцати человек с прекрасными дальнобойными карабинами, пистолетами и топорами. Среди них вовсе не наблюдалось паники. Скорее, судя по выражению их лиц, можно было предположить, что эти люди решились оказать отчаянный отпор индейцам. В самом деле, для обитателей гациенды было ясно, что индейцы никого не пощадят, если им только удастся ворваться во двор, и поэтому они намеревались защищаться до последней крайности.

Двое часовых, подавших сигнал тревоги, уже сделали несколько выстрелов по одиночным всадникам, показавшимся на опушке соснового леса. Это были, вне всяких сомнений, только лазутчики индейцев, пытавшиеся узнать, хорошо ли охраняется гациенда. И как только засвистели пули, они сейчас же исчезли.

— Разведчики! — сказал Джон Максим. — Видите, уже и улизнули. Разумеется, днем они не нападут на гациенду. Дождутся ночи и тогда попробуют подобраться поближе сюда, а сейчас, конечно, займутся мародерством. Кстати, мистер Джордж, много ли скота у вас тут?

— До двух тысяч голов, — ответил угрюмо молодой человек.

— Жаль, потеря большая! Но ваш отец достаточно богат, чтобы перенести ее не поморщившись.

— Вы правы, Джон; да, признаться, с тех пор, как я узнал, что для войны объединились три племени индейцев, я потерял надежду спасти скот, зная, что будет положительно невозможным ни забрать его во двор гациенды, ни угнать куда-нибудь в более безопасное место. Но, может быть, индейцы, удовольствовавшись богатой добычей, доставшейся к тому же так легко, удовлетворятся угоном скота?

— Ну, нет, мистер Джордж! Не обманывайте себя ложной надеждой. Конечно, индейцы жадны, и такая добыча, какую представляют ваши стада, привела бы их в восторг, если бы это было раньше. Теперь же речь идет не о коровах и лошадях, а о наших собственных скальпах и разрушении гациенды. Имейте в виду — наше положение не из блестящих. Конечно, может быть, нам удастся дать жестокий отпор и прогнать индейцев. Но нападение будет отчаянное, борьба не на жизнь, а на смерть. Тут, к несчастью, есть еще одно обстоятельство. Вот мисс Мэри говорила, что имя полковника Деванделля наводило трепет на краснокожих. Это так. Но вместе с боязнью ваш отец внушал краснокожим и непримиримую ненависть. Теперь, когда полковник Деванделль не может защитить гациенду, а индейцы объединились, можно говорить не о страхе, а только о ненависти. Вы уже не ребенок.

Я говорю с вами как со взрослым человеком: велики ли силы защитников — каких-нибудь два десятка людей? Разве это так уж много? Работы нам будет по горло.