— Тишина в зале! Иначе суд продолжится в закрытом режиме!
— Я не убивал эту сволочь! — закричал Долгов, и его возглас восстановил тишину быстрее, чем требование пристава.
— Повтори ответ, — попросил Энди.
— Да, — сказал Айзек.
5
— Из-за вашего сумасшедшего искусственного интеллекта пришлось вернуть дело на новое расследование! — бушевал судья. — Новый состав присяжных! Новый суд! И теперь точно, когда Варди поправится и сможет сам представить заключение экспертизы!
— Не сможет, — вставил Энди.
Разговор — если бессистемные выкрики судьи и редкие ответные реплики Энди можно назвать разговором — происходил в тот же день, два часа спустя после того, как судья объявил о закрытии заседания.
Прокурор, естественно, заявил протест. Зачем заново расследовать то, что уже доказано? Все улики представлены, алиби обвиняемого будет опровергнуто в ходе допроса свидетелей, а Айзека надо чинить, и это дело не судебных инстанций, не прокуратуры, не полиции, а технического отдела, чья безобразная работа привела к бессмысленным и непродуктивным последствиям. И вообще, идея использования искусственных мозгов в таком важном деле…
Протест судья отклонил, недослушав. Половины сказанного Бейкер не расслышал — шум в зале был таким, будто во Дворец правосудия ворвалась толпа футбольных фанатов, разъяренная проигрышем любимой команды. Хорошо хоть петарды в помещении не швыряли, но народ оторвался на площади. Там и петарды были, и шумовая граната, начальник полиции вызвал полицейский спецназ, но только к вечеру площадь приобрела благочинный провинциальный вид.
Ковельски протест подавать не стал, обвиняемого отправили в тюрьму штата, в произошедшем Долгов не понял решительно ничего, а потому даже свое привычное «Я не убивал эту сволочь» не выкрикивал.
Присяжных развезли по домам в полицейских машинах, и судья даже не успел предупредить председателя жюри, что в новом процессе они не будут участвовать, от всех обязательств отныне свободны и могут обсуждать случившееся с кем угодно и зачем угодно.
Закрыв заседание, Бейкер удалился в свой кабинет, где просидел в одиночестве почти два часа, отключив телефоны. Ничего подобного в практике судьи за много лет работы не случалось, и, пребывая в расстроенных чувствах, Бейкер пытался представить, к каким последствиям для судебной системы приведет проваленный процесс. Проваленный исключительно по его, судьи, недомыслию. Он допустил участие искусственного интеллекта как самостоятельной юридической единицы. Он, и никто другой. В то злосчастное утро мог…
Не мог он. Не мог, и все тут. Другой судья наверняка принял бы такое же решение. Кто мог предвидеть…
А следовало!
Бейкер включил мобильный телефон только для того, чтобы попросить секретаря, все еще сидевшего в опустевшем зале, принести пару сэндвичей и большую кружку крепкого кофе без сахара. Секретарь, знавший вкусы судьи лучше его самого, заказал, кроме сэндвичей и кофе, рюмку коньяка «Наполеон», лимон и грибной салат. Официанту судья открыл, принесенное поставил на стол и попросил передать секретарю, чтобы тот привел Витгенштейна, и чтобы Витгенштейн принес свой лэптоп, и чтобы Витгенштейн без его, судьи, указаний никаких вопросов Айзеку не задавал. Требование, вообще говоря, запоздавшее — за два часа Энди мог наговорить с Айзеком на собрание сочинений, но не сделал этого, поскольку пребывал в странном состоянии — смеси полного физического удовлетворения и полного морального ступора.
Войдя в кабинет судьи, Энди произнес:
— Я с самого начала подозревал что-то подобное. Как только Айзек заговорил о психологии…
После чего судья разбушевался и произнес никем, кроме Энди, не услышанную речь о сумасшедшем искусственном интеллекте, новом расследовании и лежавшем в коме докторе Варди.
Выпустив пар, судья сел за стол, предложил Энди сэндвич (коньяк
ebooksa