Искатель, 2019 №3

22
18
20
22
24
26
28
30

— Нет, я ждала в лобби, оттуда хорошо видно коридор, который ведет к туалетам.

— А как вам удалось отключить камеру видеонаблюдения? — спросил Чайкин. — Ведь на записи вас нет!

— Лазерная указка.

— Вы ослепили камеру лазерной указкой?

— Да, я знала, что это даст мне по крайней мере пять секунд — достаточно, чтобы проскочить незамеченной.

— Потрясающе! — воскликнула Екатерина Андреевна.

— Умно! — согласился Завадский.

— Сначала Мардасов меня не заметил, — продолжала Марина, — но когда я вошла следом за ним в кабинку, он, конечно, на мгновение опешил. А потом решил, что я одна из гостей и хочу с ним… Боже! Даже вспомнить противно. Он стал ко мне приставать. Я… я пыталась делать вид, что этого и добивалась. Кое-как я усадила его и сделала вид, что хочу… Господи! — что хочу раздеться. Он опять стал хватать меня своими потными руками. У меня под платьем, в чулке, был спрятан шприц с инсулином. Я выхватила его, воткнула ему в шею и сказала, что в шприце кислота, и если он сейчас же не признается в убийстве Веры, я вколю ему ее и… Он замер, а потом как зарычит! Кто ты, мол, такая? А я: сестра Веры, которую ты, подонок, убил. А он: ах ты… ну, нехорошее слово сказал. И сестра, говорит, твоя такая же. Ее, говорит, Прохнул и тебя замочу. И как дернется! Я испугалась и случайно на поршень шприца надавила. Он как будто удивился. А потом вдруг побагровел, захрипел, глаза налились. Я хотела выбежать, но услышала, что кто-то вошел, и прикрыла дверку. А этот… Мардасов мордой своей потной в меня уткнулся, губами слюнявыми шевелит, будто сказать что-то хочет. Я его сильней прижала, чтобы тот, кто вошел, ничего не услышал. А он, Мардасов, вдруг обмяк. Я подумала, отключился. В смысле, сознание потерял. Хотела уйти, а тот, который вошел, слышу, воду включил. Пришлось ждать. Гляжу, а Мардасов не дышит. Ну тут я, конечно, запаниковала. Дверку приоткрыла, а там Фрайман. Я его хорошо помнила, он слепой совсем. Вижу, без очков стоит. Значит, не узнает. Шприц вытерла, чтоб отпечатков не было, и, сама не знаю зачем, ему в карман сунула. И ушла. В женский туалет. Кое-как пришла в себя. Потом побежала в служебную комнату. Конечно, камеру по дороге снова ослепила. Переоделась и вернулась на стойку администрации. Пыталась спрятать парик и платье, но у меня так дрожали руки, что я никак не могла завернуть их в пакет. А тут вы еще появились. — Марина взглянула на Екатерину Андреевну.

— Так вот что вы там делали!

— Да, а потом выкинула все на помойку.

— А дальше? — спросил Чайкин.

— Остальное вы знаете. Кое-как продала Верину квартиру и хотела уехать домой.

— Я одного не могу понять, — сказал, почесав за ухом, Завадский. — Ну, допустим, все, что вы говорите — правда. Хотя я все же кое в чем сомневаюсь. В отличие от… — Он бросил взгляд на Екатерину Андреевну. — И все же, чего вы этим добились? Ну, признался он вам, а дальше что? Ведь кроме вас никто его признаний не слышал. И никаких доказательств, что вы сделали ему укол случайно, нет. А ведь человек умер! Ладно бы вы записали все это на какую-нибудь скрытую камеру…

— Так я записала, — едва слышно произнесла Марина.

Завадский на мгновение замер с открытым ртом, а потом медленно проговорил:

— Так какого же вы мне тут…

— Где запись? — внезапно осипшим голосом просвистел Чайкин.

— В телефоне.

— А телефон? — хором спросили Завадский и Екатерина Андреевна.

— Там, в сумке, — ответила Марина, кивнув на Чайкина, который до того увлекся, что все это время продолжал держать сумку в руках.