Браво

– Простите меня, ваша светлость! – сказал гондольер в маске, почтительно кланяясь, но отступив на шаг от предлагаемого приза. – Если вам угодно наградить меня за успех в гонках, то и я осмелился бы просить вас об иной милости.

– Это неслыханно – отказываться от награды, вручаемой самим дожем Венеции!

– Мне бы не хотелось настаивать, чтобы не показаться непочтительным к высокому собранию. Я прошу немногого, и стоить это будет гораздо меньше, чем награда, которую предлагает мне республика.

– Чего же ты просишь?

– На коленях, исполненный глубочайшего уважения к главе государства, я прошу вас услышать мольбы старого рыбака и вернуть ему внука, ибо служба на галерах развратит мальчика и сделает Антонио несчастным на старости лет.

– Это уже становится назойливым! Кто ты и зачем, скрывшись под маской, пришел просить о том, в чем уже отказано?

– Ваша светлость, я второй победитель в гонках.

– Ты что, изволишь шутить? Маска священна до тех пор, пока не нарушает спокойствия Венеции, а тут, кажется, нужно как следует разобраться… Сними маску, я хочу увидеть твое лицо.

– Я слышал, что в Венеции тот, кто разговаривает вежливо и ничем не нарушает закона, может, если пожелает, оставаться в маске, и его не спрашивают ни об имени, ни о роде его занятий.

– Совершенно верно, если только человек не оскорбляет республику. Но твое единодушие с рыбаком подозрительно. Я приказываю тебе снять маску.

Неизвестный, прочтя на лицах окружающих необходимость повиноваться, медленно снял маску и открыл бледное лицо и горящие глаза Якопо. Невольно все, кто стоял рядом, отпрянули назад, оставив правителя Венеции лицом к лицу с этим наводящим ужас человеком посреди широкого круга удивленных и преисполненных любопытства слушателей.

– Я тебя не знаю! – воскликнул дож, пристально вглядываясь в стоящего перед ним человека и не скрывая изумления, подтверждавшего искренность его слов. –

Видно, причина, заставившая тебя надеть маску, более веская, чем причина твоего отказа от награды.

Синьор Градениго приблизился к главе республики и что-то прошептал ему на ухо. Дож выслушал его, бросил быстрый взгляд, в котором любопытство смешивалось с отвращением, на бледное лицо браво и знаком приказал ему удалиться, в то время как круг придворных инстинктивно сомкнулся вокруг дожа, словно готовясь защитить его.

– Этим делом мы займемся на досуге, – сказал дож. –

Пусть празднество продолжается!

Якопо низко поклонился и пошел прочь. Когда он шел по палубе «Буцентавра», сенаторы поспешно расступались перед ним, словно он был зачумленным, хотя, судя по выражению их лиц, делали они это со смешанным чувством.

Браво, которого сторонились, но все же терпели, спустился в свою гондолу, и звуки трубы оповестили народ о том, что церемония продолжается.

– Пусть гондольер дона Камилло Монфорте выйдет вперед! – выкликнул герольд, повинуясь жесту своего начальника.

– Ваше высочество, я здесь, – ответил растерянный и перепуганный Джино.