Кто прав? Беглец

– Моей дочери еще всего три года, ей она не надобна.

– Не надобна теперь, понадобится после, когда подрастет; вообразите наконец, что эту безделушку я дарю вашей Лельке, и шабаш, а затем кончимте эту торговлю, она недостойна порядочных людей.

Хитрец знал, на чем поймать Маню, она всегда была очень чутка ко всему, что называется comme il faut 37 .

Воспитываясь в среде более низкой, чем та, в которой находилась теперь, она уже сама постаралась восполнить некоторые пробелы и больше огня боялась mauvais genre38.

Перед глазами у нее был пример, жившая в одном доме молодая генеральша, рожденная княгиня, аристократка pur sang 39, весь свой век проводившая в клубах на вечерах, 37 хороший тон (фр.).

38 дурных манер (фр.).

39 до мозга костей (фр.).

пикниках в толпе элегантной блестящей молодежи. Маня не знала одного, а именно, что на генеральшу эту, несмотря на аристократизм, в ее кругу смотрели как на bette noire40 и если принимали, то ради положения, занимаемого ее старцем мужем, через свою влюбленность не видящим поведения своей жены.

– Федя, что же ты молчишь, – досадливо оглянулась на меня жена, – разве я не права, отказываясь от подарка monsieur Вильяшевича?

– Я даже не понимаю, о чем ты хлопочешь, – зевнул я, –

со стороны смешно, ты точно институтка или какая-нибудь белошвейка вроде нашей Палашки, что шьет тебе платья, я как-то слышал, она нашему соседу на лестнице говорила:

«Ах, Спиридон Спиридонович, оставьте, не трожьте, что вы, ах отойдите, для чего все эти сюрпризы с вашей стороны, я ведь не из каких-нибудь, а подканцеляриста дочка...»

Должно быть, я удачно представил Палашку, потому что Вильяшевич так и покатился со смеху, даже на кресло сел. Маня вспыхнула до корня волос – она поняла мой намек на свое происхождение, и на глазах ее навернулись слезы, но она тотчас же пересилила себя и сама засмеялась.

– Ну хорошо, я беру ваш подарок, но чем мне бы наградить вас, – задорно сказала она Вильяшевичу.

– Чем? позвольте поцеловать вашу ручку.

– Ручку? – загадочно усмехнулась Маня, и вдруг в глазах ее заблестел недобрый огонек, она искоса взглянула на меня, по лицу ее и по злому выражению глаз я сразу

40 пугало (фр.).

догадался, что она замышляет мне мщенье. – Ручку, –

протянула она, – этого мало, ради высокоторжественного дня я позволяю вам поцеловать себя. Ведь целуются же на

Пасху! – пояснила она, как бы сама себе в одобрение. –