– Это Кейкут, – сказал Питъюк. – Когда мой отец умер, вместо отец мне стал.
Джейми застенчиво улыбнулся, протянул старику руку.
Но тот посмотрел озадаченно – он явно не знал, что с ней делать. Джейми густо покраснел и отдёрнул руку.
– Я его с прошлой зимы запомнил, – грубовато сказал он. – Как поживаете, мистер Кейкут?
Питъюк захохотал, согнулся в три погибели; не сразу ему удалось взять себя в руки. Наконец он выпрямился и закричал:
– Кейкут не белый начальник! Эскимос! Рука не пожимает, «как поживаете» не знает. Нос тереться! Вот смотри!
Он круто повернул Анджелину к себе лицом, вытянул шею и потёрся носом об её нос; глядя на них, эскимосы громко, весело расхохотались. Напряжённого молчания как не бывало, эскимосы толпой окружили приезжих.
Мужчины и женщины брали их за руки, хлопали по плечам, смеялись, что-то быстро, непонятно говорили – шум поднялся оглушающий.
– Вот это да… – шепнул Джейми Эуэсину. – Как расходились-то!
– Они напугают Анджелину до смерти, – сказал Эуэсин. – Погляди, как она уцепилась за Питъюка!
Путешественников увлекли к самому большому чуму.
Он был сделан из скобленных шкур карибу, сшитых и натянутых на каркас из тонких шестов. Конусообразный, он был около двадцати футов в поперечнике и футов двенадцать высотой. Анджелину и мальчиков провели, вернее, протолкнули внутрь; здесь было просторно, светло. В
глубине чума пол застлан был толстым слоем одеял из оленьих шкур мехом наружу. Меховая одежда, инструменты из оленьего рога, лук, стрелы, множество каких-то непонятных предметов свешивались с шестов каркаса и валялись на полу.
– Садитесь, – пригласил Питъюк своих друзей. – Сейчас большой еда будет. Для гость всегда большой еда, потом много разговор.
– А где твоя мама, Питъюк? – спросил Эуэсин.
– В стойбище на Кейкут-озеро, – ответил Питъюк и объяснил, что его племя живёт в трех стойбищах, меж
Круглым озером и рекой Кейзон, которую эскимосы называют Иннуит Ку – Река Людей. Так разделились они для того, чтобы широким фронтом стать на пути оленьих стад, идущих на север, и тем самым добывать как можно больше оленей. – Пуля нет для ружья, – закончил он. – Охотятся с лук и стрелы. Много не убьёшь. Эта зима все был сильно голодный.
Появилась немолодая женщина с круглым улыбчивым лицом, чёрные волосы, зачёсанные назад, открывали широкий лоб, их придерживал блестящий медный обруч.
Женщина внесла глубокую деревянную миску с супом, в котором плавали какие-то коричневые куски. Поставила миску перед гостями и ушла. В дверной проем вдруг просунулись головы по меньшей мере десятка ребятишек; большими круглыми глазами серьёзно и зачарованно глядели они на приезжих и на еду.
– Варёные оленьи языки, – объяснил Питъюк. – Мы надо все съесть. Самый лучший еда на стойбище. Весь нам отдали. Не съедим – горевать будут.
ebooksa