Джелладин, и голос его поднялся так высоко, что казалось, поздоровался в небе с самим пророком.
Мороз прошел по коже присутствующих. Какое великолепное начало, как умеет начинать!. Каково-то продолжит?
Но продолжить Джелладину не пришлось. Архангел запечатал уста его. Джелладин покачнулся и упал.
Он лежал в глубоком обмороке у ног халифа, а халиф с неподвижным лицом проговорил:
— Так велика любовь наша к брату нашему Константину, что сердце одного, даже лучшего законоведа Багдада, не в состоянии высказать ее. Джелладин – великий законоучитель. Он река законоучителей..
Халиф обвел взором своих тусклых глаз всю толпу придворных. Взор его остановился на кади Ахмете, рыжая борода которого горела возле Махмуда. Халиф сказал:
— Брату моему императору Константину отвечала река. Но и река остановлена плотиной восторга. Она остановилась, увидав море. Ты море мудрости, кади Ахмет, продолжай речь!
Кади Ахмет вышел:
— Халиф, да будет прославлено имя его! – начал он.
И он остановился.
— Да будет прославлено имя его! – повторил он, уцепившись обеими руками за свою бороду. – Халиф...
И у него, от величия и великолепия обстановки, от неожиданности и от радости, что свалился Джелладин, прервалась нить мысли, и знаменитый оратор остановился, тщетно стараясь вспомнить то, что надлежало сказать в подобном случае.
И тогда выступил вперед Махмуд иль-Каман.
Визирь наклонился к халифу и тихо сказал:
— Это тот искусный ремесленник и поэт, о повелитель, который воспламеняюще говорил у меня о Византии и эмире Эдессы, назвав его предателем.
Халиф так же тихо пробормотал:
— Двое онемевших от восторга – недурно. Но если онемеет третий – получится, что у меня все подданные идиоты, обалдевшие при виде двора.
Халиф предпочитал сильные выражения.
XXXVIII
И халиф сказал, обращаясь к Махмуду:
ebooksa