7 Имеется в виду неоконченная поэма В. А. Жуковского «Агасфер, Вечный Жид».
8 Молодой И. В. Гете также обращался к сюжету, связанному с историей Агасфера
(фрагмент неоконченной поэмы «Вечный Жид», 1774). Гете попытался выразить новое, исторически обусловленное представление о религиозно-психологической атмосфере в
Иерусалиме времен Христа.
9 В авантюрном романе Э. Сю (1804–1857) «Вечный Жид» (1844–1845) Агасфер изображен как таинственный благодетель, как антагонист иезуитов.
10 В философской драме Э. Кине «Агасфер» (1833 г.) Агасфер становится символом всего человечества, пережившего свои надежды, но тем не менее начинающего постоянно новую жизнь.
11 Ленау Николаус (наст.: Франц Нимбш фон Штреленау, 1802–1850) – австрийский поэт.
похожа на ту смену ряда исторических картин, – лишенных всякой реальной связи, – что пытались объединить именем Агасфера! И может быть, лучше всех объяснил это явление М. Горький, несколькими строками, в великолепной статье своей «Легенда об Агасфере»12: «Эта легенда искусно соединяет в себе и заветную мечту человека о бессмертии, и страх бессмертия, вызываемый тяжкими мучениями жизни, в то же время она в образе одного героя как бы подчеркивает бессмертие всего израильского народа, рассеянного по всей земле, повсюду заметного своей жизнеспособностью». Это, скорее всего, тема публицистики, чем художественного произведения, – если допустить, что публицистика и художественность в чем-то противоположны.
Около двух часов ночи, отложив наброски в сторону, я решительно написал кинофабрике, что отказываюсь от обработки «Агасфера». А написав, грустно задумался. Ух, как отчаянно грустно в наше время всевозможных удач стоять неудачником даже среди самых знаменитых неудачников!
Я холост и одинок. Мне тридцать лет. Несколько месяцев назад, после сильной контузии, мне дали полугодовой отпуск из армии. Тут-то я и подумал об Агасфере. Неудачное бессмертие, ха-ха!
«Моя любовь к тебе бессмертна и вечна», – говорила она, когда я уезжал на фронт. И тут же хотела, чтоб я не-
12 М. Горький в статье своей… – названа и цитируется статья Горького – предисловие к книге «Легенда об Агасфере – Вечном Жиде» (изд. 3. Гржбина, Пг, 1919 г.). В
сборник вошли поэма К. Ф. Шубарта, Н. Ленау, П.-Ж. Беранже в переводах поэтов середины XIX века М. Михайлова, Дм. Минаева, В. Курочкина.
медленно женился на ней. Мы познакомились с нею недавно. Ее горячность казалась мне чрезмерной, – может быть, потому, что моя горячность тоже казалась мне неправдоподобной. Мучительное желание проверить нашу страсть овладело мной. «Если наша любовь вечна, – сказал я ей, – то ничего не случится в те несколько месяцев, которые я пробуду на фронте: предчувствую, что меня скоро ранят и я вернусь». Предчувствие не обмануло меня, я действительно вернулся через несколько месяцев с предчувствием, что она верна мне. Она не пришла меня встречать к поезду. Подруга принесла записку – она полюбила другого. Я не спросил имени любовника. Зачем? Добавлю, что ее зовут Клава. Клава Кеенова. Неприятно писать ее фамилию: ее подруге я сказал, что я так и думал – она родилась и осталась Гееновой. Ах, как нехорошо и плоско!
Я живу в коммунальной квартире. На входной двери у нас – длинная, темная дощечка и, словно ряд пуговиц, перечисление фамилий и звонков: кому сколько раз звонить.
Я второй сверху, и ко мне два звонка. И вот, ровно в два часа ночи, едва лишь я подписался под заявлением, в большом, высоком и гулком коридоре раздалось два звонка. Напоминаю, что происходило это все летом 1944 года, во время войны с немецкими фашистами, и для того, чтоб приходить ночью, надо было иметь ночной пропуск по городу и быть вообще человеком серьезным. Неудивительно, что я открыл дверь с бьющимся сердцем.
Мы экономим электричество, и коридор наш освещается светом из наших комнат. У меня только настольная лампа, да и она небольшой силы. Поэтому фигура посетителя рисовалась уныло и расплывчато. Это был человек
среднего роста с тонкой и длинной головой. Он дышал тяжело и пошатывался от усталости и, может быть, истощения, так как платье на нем словно распухло и похоже было на волокно гнилой и растрепанной временем веревки. Платье хранило название, но не предназначение. Пахло от него прелым; плохо пахло.
Тощим и невыразительным голосом он назвал мое имя и фамилию.
Несмотря на слабость и явное истощение, вызванное, несомненно, войной, я не испытывал жалости к этому шатко стоящему человеку. Во мне поднялась холодная настороженность. Он сразу же понял мои чувства. Он наклонил длинную и тонкую, как нож, голову, и я увидал явственно слезы, катящиеся по борту его рваного, прорезиненного плаща, покрытого крупными темно-зелеными камуфляжными пятнами.
ebooksa