– Как? – спросила она со смехом.
– Я переделал вашу фамилию.
– Разве? Не помню. А если и переделал, то очень даже недурно. Геенова?! Это даже выразительно. Я себя, Илья
Ильич, действительно чувствую гиеной, у которой перебили ноги. Они где живут, в болотах?
– Гиены-то? В камнях и песках.
– Ну, там подыхать легче. В болоте куда труднее. Да, хорошо! – добавила она, вздохнув и подавая посетителю телеграфный бланк.
Мы подождали, пока посетитель писал и оплачивал телеграмму, а когда он ушел, Клава подняла на меня мокрые от слез глаза и быстро проговорила:
– А я ведь продалась, Илья Ильич! Не махайте руками и не ахайте: надо торопиться сказать, а то посетители придут. Не за деньги, конечно, – за пропитание и комнату.
Подманил один, из рыбного треста: он, должно быть, пирожки с рыбой продает на сторону. Переехала к нему, расписались…
– Какая же это продажа, если расписались?
– То есть формально все правильно, а по сути – продажа. Старый, брюхастый, мордастый, лысый, противно: я из-за него сверхурочные полюбила.
– Оделись, по крайней мере? – спросил я не знаю зачем. Позже я понял, зачем так спрашивал: очень мне не хотелось, чтоб она подвиг какой-нибудь свершила. Боялся!
Чувствую: если подвиг, конец, все прощу и, может быть, так полюблю, как никого и никогда не любил. И она меня поняла – жалко ей стало меня: «Ради меня, Клавы, которая за пироги продалась, да мучиться? Вот еще!»
И она сказала:
– Оделась неплохо.
– А ну, покажитесь, выйдите!
– Что же, по-вашему, я на службу в манто ходить должна?
– Уж и манто!
– Уверяю.
– И мама с вами переехала? Племянница маленькая…
ebooksa