Но у византийцев большой бог, он вставляет иногда днище в такую бочку, которая, казалось бы, совсем развалилась. Вдруг хлынул ливень, потушил костер, и меня сняли с костра обгоревшей, но живой. Я не хотела выздоравливать. Я звала и видела дух моего отца Буйсвета и дух моего брата Сплавида!. Тем временем Иоанн Каркуас, отправленный вновь на восточную границу, увез меня с собой. Больную, они пытали меня, чтоб узнать мое звание. Я
молчала! Тогда они плюнули мне в лицо и в числе других рабов обменяли за какого-то проткнутого багдадским ножом византийского старикашку-вельможу... Я сгорала, духи отца и брата стояли рядом со мной.. Ты, Махмуд, подарил мне сердце и создал мне душу. Я жива! И я сильнее, чем когда-либо, жажду мести византийцам.
Ее слова радовали его. Он сказал:
— Мы будем мстить!
XIV
Мстить! Но как?
Несколько дней подряд, не отходя от горна и станка, поэт делал ножи. Подруга его дергала веревку, которая раскачивает мехи, подающие воздух в горн. За работой поэт неустанно думал: «Если визирь заказал мне так много битвенных ножей, то, значит, ожидается сражение с неверными. Багдаду, а значит, и всему халифату известно, что византийцы подошли к стенам Эдессы и, упоенные славой, требуют выдачи эдесской святыни. Властный эмир
Эдессы приутих и приехал советоваться с халифом. Не пора ль пропеть песню перед халифом?»
Поэт стучал молотом по металлу, и ему грезилось, что он стоит перед халифом и слова его стучат по сердцу повелителя, извергая искры.
Даждья спросила:
— Что такое убрус, о котором мать принесла весть с базара?
Махмуд сказал отрывисто:
— Эдесская святыня.
— Чьей веры святыня? Мусульманской? Христианской?
— Той и другой.
— Как же – и той и другой? Вы называете себя правоверными и, однако, признаете христианскую святыню?
— Пророк Исса, или, как его называют византийцы и несториане, Иисус, освящен в Коране.
— Еще одна слабость Багдада!
— Где ты нашла слабость?
ebooksa