Тем временем звуки становились все отчетливее, crescendo[316] сменилось diminuendo[317], мелодия ширилась, росла, словно выходила из самых низких регистров.
Несмотря на мороз, мы распахнули дверь и взглянули на церковь. Через витражи нефа[318] не пробивался ни единый луч света. Наверное, ветер ворвался сквозь трещины в стенах. Решив, что ошиблись, мы вернулись обратно, но все повторилось. На сей раз звуки раздавались так отчетливо, что сомнений не оставалось.
— Играют в церкви! — вскричал Жан Клер.
— Это дьявол! — прошептала Женни.
— Разве дьявол умеет играть на органе? — возразил ей муж.
«А почему бы и нет?» — подумал я.
Бетти взяла меня за руку.
— Дьявол? — испуганно спросила она.
Тем временем одна за другой открывались двери домов на площади; люди выглядывали из окон, удивленно переговаривались.
— Наверное, господин кюре нашел нового органиста,— предположил кто-то.
Почему нам сразу не пришло в голову простое объяснение? И тут как раз сам кюре показался на пороге своего дома.
— Что случилось? — поинтересовался он.
— Кто-то играет на органе! — крикнул в ответ хозяин постоялого двора.
— Прекрасно! Значит, Эглизак снова уселся за инструмент.
И в самом деле, глухота ведь не мешает играть! Может быть, старик поднялся на хоры в сопровождении калканта? Нужно посмотреть. Но дверь в храм оказалась запертой.
— Йозеф,— сказал мне кюре,— сбегай к Эглизаку.
Я побежал к его дому, не выпуская руки Бетти. Она ни за что не хотела отпускать меня одного.
Через пять минут мы вернулись.
— Ну что? — спросил кюре.
— Мэтр у себя,— ответил я, с трудом переводя дыхание. Так оно и было. Служанка заверила нас, что хозяин спит как убитый и ни один орган мира не в силах его разбудить.