Вечером двое наших аборигенов убили еще одну большую змею. Том Марикс говорит, что, хотя две трети всех змей в Австралии ядовиты, только у пяти видов из них яд опасен для человека. Убитая змея имела в длину футов двадцать. Это какая-то разновидность удава. Наши авcтралийцы пожелали приготовить ее на ужин. В песке была вырыта яма. Один из аборигенов обложил ее предварительно нагретыми в костре камнями, а их устлал душистыми листьями. У змеи отрезали голову и хвост, потом ее поместили на дно ямы, сверху прикрыли такой же листвой, придавили горячими камнями и засыпали довольно толстым слоем песка так, чтобы пар из ямы не выходил наружу.
Мы наблюдали эту кулинарную церемонию не без некоторого отвращения, но, надо признать, когда уже готовую змею вынули из импровизированной печи, она издавала приятный запах. Ни Джейн, ни я не пожелали отведать блюда; Том Марикс уверял, что змеиное мясо довольно безвкусно, а вот печень считается лакомством.
— Ее можно сравнить, например, с рябчиком,— заявил он.
— С рябчиком!.. Славно!.. Да!.. Очень славно! Рябчик — это изумительно! — воскликнул Джос Меритт.
Отведав для начала небольшой кусочек змеиной печенки, он затем велел принести себе кусок побольше и в конце концов слопал ее всю. Ничего не поделаешь — британская бесцеремонность.
Что касается Чжин Ци, то он не заставлял себя упрашивать. Дымящийся кусок змеиного мяса, который он смаковал как истинный гурман, привел его в благостное расположение духа.
— Ай-йа! — вздохнул он с сожалением.— Сюда бы устриц, хорошего китайского вина, и можно вообразить, что ты в «Железной арке»!.. Это самая знаменитая чайная в Пекине.
Годфри и Зак Френ, преодолев отвращение, взяли-таки себе немного змеиного мяса. По их мненйю, оно оказалось весьма съедобно. Я предпочла поверить им на слово.
Разумеется, сие блюдо было до последнего кусочка съедено конвойными-аборигенами. Они даже не оставили жира, вытекшего из змеи при готовке.
Ночью нас разбудил жуткий вой, раздававшийся в отдалении. Выла стая динго[271]. Это животное можно назвать австралийским шакалом, поскольку в нем есть что-то от волка и от собаки: желтоватая или красновато-коричневая шерсть и длинный пушистый хвост. К нашему счастью, динго ограничились воем и не стали нападать на лагерь. Когда их много, они страшны.
Жара становится все изнурительнее, и пока еще встречающиеся нам крики уже почти полностью высохли. Чтобы добыть воды, которую мы наливаем в бочонки, нужно копать землю в русле. Еще немного — и нам останется надеяться только на колодцы...
Вынуждена признать, что между Годфри и Леном Баркером существует какая-то необъяснимая, прямо-таки инстинктивная неприязнь. Они даже словом никогда не перемолвятся и стараются избегать друг друга.
— Ты не любишь Лена Баркера? — спросила я как-то у Годфри.
— Да, миссис Долли,— ответил он,— и не просите меня относиться к нему иначе.
— Но он мой родственник,— возразила я.— Годфри, если ты любишь меня...
— Миссис Долли, я люблю вас, но его не стану любить никогда.
Мой дорогой Годфри, какое предчувствие, какая неведомая мне причина заставляет тебя так говорить?
Сегодня нашим взорам предстали необъятные однообразные степи, поросшие спинифексом. Это колючая трава, справедливо названная «трава-дикобраз». Приходится идти между куртинами[272] спинифекса, достигающими порой пяти футов в высоту, и верблюды могут поранить ноги о его очень острые колючки.