— Будьте внимательны, остерегайтесь колючек, иначе вы придете почти голыми, что не очень прилично даже в Новом Мекленбурге!
Разнообразие этих новоирландских лесов действительно восхищало.
Повсюду росли гибискусы, листья которых напоминают липу, пальмы, обрамленные вьющимися растениями, калофиллумы[118], стволы которых достигают тридцати футов в диаметре, ротанговые[119] и саговые пальмы[120] — из мякоти их стеблей туземцы изготовляют нечто вроде хлеба, панкрациумы[121], увенчанные белыми шапочками, в листве которых гнездятся скарабы — вовсе не птицы, а улитки. Вся эта богатейшая лесная флора выглядела здесь гораздо пышнее, чем на других островах Тихого океана, а выходящие наружу корни многих деревьев образовывали естественные хижины, где могли спокойно поместиться пять-шесть человек. Лесные опушки были окружены высоким кустарником и изобиловали прозрачными ручейками, воды которых использовались в земледелии. На полях работали туземки, старательно выращивая сахарный тростник, батат[122] и таро.
Ни хищные звери, ни ядовитые змеи не водились в этих краях, где фауна гораздо беднее флоры. Иногда попадались дикие свиньи, гораздо менее опасные, чем кабаны, да к тому же почти одомашненные, собаки, которых томбаринцы называют «пул», двуутробки[123] и множество мелких крыс. Многочисленные термиты, или белые муравьи, развешивали свои гнезда на деревьях, а между ними тянулись сети паутины, сотканной множеством ярко-красных и голубых пауков.
— Там что, собачий лай? — спросил вдруг Нат Джибсон.
— Нет, — ответил Зигер, — это не собаки лают, это птицы кричат.
— Птицы? — удивленно переспросил Хаукинс.
— Да, есть такой лающий ворон на архипелаге Бисмарка.
Нат Джибсон и Хаукинс были обмануты криком ворона, как некогда Бугенвиль, впервые попавший в леса Новой Ирландии. Эта птица действительно удивительно точно подражает собачьему лаю.
Орнитолог найдет на этом острове множество любопытных экземпляров, называемых «мэн» на языке туземцев. Повсюду порхали лори, вид ярко-красных попугаев, папу, с такими же рычащими голосами[124], как у самих папуасов, никобарские голуби[125], белогрудые вороны, которых туземцы называют «коко», множество голубей и попугаев самой невероятной расцветки с удивительно вкусным и ароматным мясом. Когда наши путешественники приближались к берегу, они спугивали тучи ласточек, зимородков и мухоловок всех возможных видов и расцветок. Черепахи ползали по песку, устрашающего вида акулы кишели в воде, а над всем этим почти неподвижно парили в воздухе морские орланы.
Что же говорить о прибрежных отмелях, представляющих для конхиолога[126] настоящее богатство, неисчерпаемый источник радости: ракушковые ракообразные[127], креветки, губки, мадрепоровые кораллы, хрящевидные, устрицы, съедобные моллюски, актинии, медузы.
Но внимание Хаукинса и Ната Джибсона привлекали главным образом скарабы[128] и улитки, которые прячутся во влажных листьях прибрежных растений и образцы которых можно иногда найти на скалах далеко от воды. И Нат Джибсон тут же принялся рассказывать Зигеру об особенностях удивительных моллюсков:
Мне кажется, что именно рыбы сопровождают этих путешественников в их наземных странствиях, и господа Кип вроде бы встречали таких на острове Норфолк.
— Вы говорите о прыгающих морских собачках[129], - заметил Зигер.
— Именно, — подтвердил Хаукинс.
— Да, их здесь множество, и вы встретитесь с ними в Порт-Праслине. Это амфибии, живущие как в пресной, так и в соленой воде, они бегают по пляжу, прыгают, как двуутробки, и лазают по кустам, как насекомые.
За поворотом показалось жилище мистера Зигера — вилла, построенная из дерева и окруженная живой зеленой изгородью. Вильгельмштаф встречал посетителей стройными рядами кокосовых пальм и бананов, апельсиновых деревьев, тенистой листвой. Первый этаж постройки располагался под брезентовым навесом, столь необходимым при частых дождях, которые делали вполне сносным климат этого архипелага, расположенного у экватора.
Госпожа Зигер, женщина лет сорока, немка, как и ее муж, радостно устремилась навстречу гостям, как только калитка открылась.
— Ах! Господин Хаукинс, — воскликнула она, протягивая руку старому другу, — как я счастлива видеть вас!..
— Да и я не менее, отвечал Хаукинс, целуя госпожу Зигер в обе щеки. — Вот уже четыре года, как вы не были в Хобарте…