Итак, теперь я знал всех членов этого весьма приятного семейства.
Наша дружеская беседа протекала бурно. Перескакивая с одной темы на другую, мы говорили о моем путешествии; о плавании по Дунаю на борту «Доротеи»; о моих делах во Франции; об очаровательном городе Рагзе, с которым я непременно должен ознакомиться во всех подробностях; о великой реке (по ней я просто обязан спуститься хотя бы до Железных Ворот), об этом великолепном Дунае, чьи воды будто вобрали в себя солнечные лучи и сами сияют как солнце; обо всей пленительной Венгрии, такой богатой славным историческим прошлым; о знаменитой пуште, привлекательной для всех любознательных людей в мире, и так далее…
— Мы счастливы видеть вас, месье Видаль, — повторяла Мира Родерих, — ваше путешествие затянулось. Мы начали беспокоиться…
— Виноват, мадемуазель Мира, — соглашался я, — я давно был бы в Рагзе, если бы из Вены уехал на почтовых[575], но вы же первая не простили бы мне пренебрежение к Дунаю…
— Хорошо, мы прощаем вас исключительно ради красавца Дуная, месье Видаль, — улыбнулась мадам Родерих. — В конце концов мы вместе, и нет причин откладывать счастье этих двух милых детей.
Мадам Родерих с материнской нежностью поглядела на влюбленных, не сводивших друг с друга сияющих глаз. Месье Родерих прятал довольную улыбку в пышных усах. Я сам был растроган и счастлив в кругу дружной семьи.
Доктор откланялся. Больные и страждущие не знали выходных и, как всегда, ожидали приема. В обществе дам я осмотрел особняк, любуясь прекрасными вещами, картинами, изысканными безделушками, поставцами[576] с серебряной посудой, старыми коваными сундуками, витражами галереи…
— А башня?! — воскликнула Мира. — Неужели месье Видаль полагает, что его визит может обойтись без восхождения на башню?
— Да ни в коем случае, мадемуазель! — рассмеялся я. — Марк описывал эту башню в самых восторженных выражениях! По правде говоря, я и приехал-то в Рагз только ради того, чтобы на нее подняться!
— Ну это без меня, — запротестовала мадам Родерих. — Слишком высоко…
— Мамочка! Ну что ты? Всего-навсего сто шестьдесят ступенек! — настаивала Мира.
Капитан Харалан поцеловал матери руку.
— Оставайся, дорогая мама, мы присоединимся к тебе в саду.
— Вперед, на небо! — скомандовала Мира.
Мы с трудом поспевали за ней. В считанные минуты она добралась до бельведера[577], а затем и до террасы, откуда открывалась величественная панорама.
Я замер, восхищенный.
На западе возвышался холм Вольканг со старинным замком, на башне которого развевался венгерский флаг. У подножия холма расположился прекрасный город и его окрестности. На юге — зеркальная гладь Дуная, ширина его в этом месте достигает ста семидесяти туазов. По сверкающей воде во всех направлениях движутся баркасы, баржи и лодки. В заречной дали виднеются горные отроги сербской провинции. На севере — пушта с участками густого леса, с долинами, пастбищами, садами и огородами, подступающими к деревенским домикам и фермам на окраине, узнаваемым по остроконечным голубятням.
Изумительная картина! Под сверкающими лучами солнца она просматривалась до самого горизонта.
Мой очаровательный гид давал пояснения нежным девичьим голоском:
— Вон там аристократический квартал, дворцы и особняки, площади и памятники… Немного ниже — торговый, там рынки, магазины… Посмотрите на Дунай! Как он играет, как оживлен! А вон остров Швендор с лугами и рощами, весь в цвету! Харалан обязательно покажет вам этот остров, месье Видаль!