Мир приключений, 1925 № 01

22
18
20
22
24
26
28
30

Я сидел в глубоком кресле на веранде гостиницы в Самараи, потягивая виски с содовой водой и лениво наблюдая за погрузкой парохода, когда вдруг влетел Гике, американский судостроитель. Он только что вернулся из Сиднея, куда ездил отдохнуть, и привез массу новостей. Он придвинул свой стул ко мне, а я приказал «бою» принести вторую порцию виски.

— Послушайте, — сказал Гике, подмигивая мне из-за стакана. — Ваш друг Петерс ни в чем себе не отказывает там, на юге.

— Это понятно, — согласился я. — Он уехал отсюда с целым мешком жемчуга, которому мог бы позавидовать король.

— Беда с этими молодцами, которые торчат у острова Джозефе. Вы, кажется, воображаете, что это единственное место, где можно найти жемчуг? — сухо заметил Гике.

— А разве Петерс находит его в гавани Сиднея?

Серые глаза Гикса сверкнули.

— Во всяком случае, недалеко оттуда. Что, если я вам скажу, что он нашел там жемчужину высокой ценности.

Я сперва подумал, что он говорил про «Жемчужину Раздора», но Гике рассказал все толком. Оказалось, что Петерс, действительно, зажил в Сиднее на широкую ногу: остановился в лучшей гостинице, жил как какой-нибудь лорд, и вообще производил впечатление, будто он был королем Тихого Океана. Он влюбил в себя очень богатую невесту — хорошенькую невинную девушку с несколькими миллионами приданого, очаровав ее своим видом богатого человека. Я знаю, что Петерс, когда захочет, может очаровать кого угодно, а не только женщин, потому что он хорошо знал их и был экспертом по этой части.

— Он женится на ней, или мое имя не Гике. Тогда уж прощай Санта-Джозефс и ловля жемчуга: мистер Петерс превратится в изящного богатого джентльмена.

Ну, мы и выпили за его здоровье, хотя, видит бог, мне стало жалко этой богатой девушки, собирающейся купить себе Петерса в мужья. Но хозяину корабля, совершающему рейсы между островами, не к лицу корчить из себя рыцаря Галахэда, гарцующего на коне и спасающего девушек от драконов.

Это была самая крупная новость, с которой я возвратился в этот рейс. Могу вас уверить, что она произвела большее впечатление, чем все новости мира, и мы начали гадать, выгорит ли у Петерса это дельце.

Нечего говорить, что я не отправился к Леони, чтобы сообщить ей эту приятную новость. Но она все. таки услыхала об этом. Ничего не скроешь, когда повсюду торчат эти «бои». Новость эта, как по телеграфу, передавалась из «куста в куст» и каждый туземец нашей островной группы уже знал ее, как только я ошеломил ею торговца Смиддерса.

Любопытных людей могло бы заинтересовать, что думала об этом Леог ни, но я, может быть, из-за трусости не чувствовал никакого любопытства. Какое мне было дело до этого бедного маленького коричневого создания?

Все возвращающиеся с юга привозили свежие новости о Петерсе. Он стал чем-то вроде национального героя, действиями которого интересовались более, чем действиями президентов, королей, сановников и прочей мелкоты. Дела его, повидимому, шли в гору. С каждым рейсом я привозил кое-какие новости о нем.

А затем пришли газеты с подчеркнутыми карандашей заметками из хроники светской жизни. Там было объявлено о помолвке нашего Петерса с богатой наследницей. Мы очень удивились, узнав, из какой знатной фамилии он происходит, и с усмешкой подумали, что сказали бы его почтенные родители, живущие в своем поместии в одном из английских графств, если бы узнали, какова была карьера их сына, пока Ваал и Купидон не вернули опять его имя на столбцы светской хроники.

Мы хохотали, в то же время жалея его невесту, и, мне думается, что Леони долго плакала по ночам, прежде чем принять на себя какой-то странный, загадочный вид. Возбужденное любопытство так и осталось неудовлетворенным, но я лично не желал бы находиться на месте Петерса, если бы ему пришлось встретиться с нею.

Мне это казалось невероятным, но в один прекрасный день, когда я съехал на шлюпке на берег в Самараи, я увидел Петерса, поджидавшего меня. Он сказал, что приехал для того, чтобы окончательно покончить со своими делами на островах и затем навсегда покинуть это проклятое место. Это казалось довольно правдоподобным, но мне часто потом приходила в голову мысль, что его также могло притягивать болезненное желание еще раз взглянуть на дом, где он добыл окровавленными руками «Жемчужину Раздора». Я, видите ли, верю в старую теорию возвращения преступника на место преступления. Мне приходилось это наблюдать неоднократно.

Как бы то ни было, но Петерс возвратился. Он очень изменился, стал еще хитрее и загадочнее и еще более уверенным в своей способности обращать зло себе на пользу. Он стал еще более скрытным и рассеянным. Но это была не рассеянность влюбленного (я содрогался при мысли о медовом месяце. ожидавшем его невесту), а скорее человека, которого вдруг окутала тьма. Уж, если вы хотите знать, то я скажу, что он был не совсем нормален.

Этот наш переход был довольно странный. Петерс не обнаруживал желания доверять мне свои тайны, и мы, в сущности, очень мало разговаривали. Похоже было, что на корабле покойник.

Признаюсь, меня мучило любопытство на счет судьбы «Жемчужины Раздора». Если такая драгоценность появилась бы на рынке, она должна была бы произвести сенсацию. О ней наверное писали бы в газетах. Но, как будто, еще никто не слыхал о ней, кроме Петерса и меня.